по кличке Адольфыч, выступил вперед, небрежно раскручивая перед собой полуметровую металлическую цепь.
— Ты что, дедуля, торопишься? — ласково поинтересовался он. — Или просто легкой смерти хочешь? Не получится, старый хрен… вы будете подыхать долго и трудно, это я тебе обещаю. А телку раньше надо было драть, теперь она наша, понял?
— Понял, — неожиданно тихо и печально ответил краснорожий и вынул пистолет.
Он начал стрелять немедленно, не тратя времени на разговоры, угрозы, прицеливания, длительное держание на мушке и прочие элементы, сопровождающие вытаскивание пистолета в кино, где Лакримоза многократно наблюдала это расхожее по киношным понятиям действие. Полковник выстрелил всего дважды и тут же снова убрал оружие, как будто его и не было вовсе, а прозвучал просто гром откуда-то с ясного вечернего неба, гром, оставивший аккуратную дырочку во лбу лежащего навзничь группенфюрера, а также неопрятную влажность, набухающую красным прямо посередине камуфляжной майки, красиво обтягивающей выпуклую молодецкую группенфюрерную грудь.
— Я кому сказал, отпусти девочку, пидар! — проорал краснорожий, как ни в чем не бывало возвращаясь к прежней теме. — Кастрирую гада!
Лакримоза упала на землю. От неожиданности она ушиблась и поднималась долго, потирая плечо и негромко поскуливая.
— Вставай, Мерлуза, чего разлеглась-то? — краснорожий полковник стоял над ней, протягивал руку.
— Я Лакримоза, — упрямо ответила она.
— Дура ты глупая, вот ты кто, — сказал краснорожий, убрал руку и отошел.
Лакримоза поднялась и осмотрелась. Фашики разбежались, группенфюрер неподвижно лежал на поляне, четверо бухариков, сгрудившись в кучку на «трех шестах», молча передавали друг другу наполненный до половины стакан. Она подошла и кашлянула.
— Дяденьки, а можно мне?
— Мала ты больно, — неуверенно отвечал седовласый. — Это ж водка.
— Так я пью.
— Дай ей, Вадя, — махнул рукой Витька. — Учитывая пережитое.
Они молча пропустили стакан по кругу.
— Ну и куда его теперь девать? — спросил Веня, указывая на труп.
Вовочка покосился на Вадика.
— Ага! — злорадно осклабился тот. — Теперь на меня смотришь? А когда мобилу в Смоленку выкидывал, на кого смотрел?
— Тоже на тебя… — проговорил Вовочка и вдруг подавился смехом.
В следующую секунду хохотали уже все четверо. Лакримоза тоже неуверенно подхихикивала, не понимая причину всеобщего веселья. Вдруг Вовочка резко махнул рукой, как дирижер, обрывающий финальный аккорд оркестра.
— Я вот что хотел тебя спросить, Роза-с-мороза…
— Лакримоза.
— Неважно. Ты ответь, а вы послушайте. Только серьезно ответь, ладно? Обещаешь?
Лакримоза послушно кивнула. Вовочка прокашлялся.
— Что ты знаешь о Ленине? — торжественно произнес он.
— О ком?
— О Владимире Ильиче Ленине, — повторил Вовочка и замолчал, глядя в небо и слегка покачивая головой.
Веня поперхнулся водкой. Вадик и Витька смотрели в сторону, с очевидным трудом сдерживая улыбки. Лакримоза пожала плечами. В других обстоятельствах она просто послала бы полковника нах, но теперь он, как-никак, пребывал в ранге спасителя, и этот факт предписывал серьезное отношение к любой его прихоти, даже самой дурацкой.
— Что я знаю? — она принялась добросовестно вспоминать. — Я знаю, что он до сих пор не похоронен, слышала по ящику. Что его коммуняки любят. Что он развалил Россию, убил царскую семью и еще сорок миллионов людей.
— Это — тоже по ящику? — глухо откликнулся Вовочка.
— Ага.
— А что в школе?
— А в школе ничего. Не было такой темы. Может, еще будет? Мы по истории до Крымской войны дошли, а Ленин, вроде как, потом.
Вовочка замычал, как от боли, и стукнул кулаком по колену.
— Что? — обиделась Лакримоза. — Я правду говорю, как обещала.
— В самом деле, Вовочка, — осторожно вмешался Веня. — Что ты пристал к человеку? Откуда ей знать, если даже в школе не проходили?
— Так об этом я вам и кукую! — отчаянно вскричал Вовочка. — Ничего не осталось! Ничего! Ни кладбища нашего, ни города, ни страны, ни Ленина… только свастики, рыла лакейские, бегемоты с балеринами, да эта… Апофеоза…
— Лакримоза…
— Молчать! — заорал Вовочка, вскакивая. — Молчать, когда я говорю!
Все притихли, но Вовочка не стал продолжать. Он схватился обеими руками за голову и сел, раскачиваясь и подвывая.
— Что это с ним? — испуганно спросила Лакримоза. — Может, таблетку надо? Или косяк скрутить — у меня есть немного…
— Ш-ш-ш… — замахал на нее руками Веня. — Молчи!
Какое-то время на поляне были слышны лишь Вовочкины завывания и явственный зубовный скрежет.
— А ведь сегодня у него день рождения… — нарушил молчание Витька. — Лучший день в году. А мы? Что мы подарили другу в эту юбилейную дату? Труп?
Вадик обиженно всплеснул руками.
— Ты что, Вить? За кого меня держишь? Есть ему подарок, неделю назад из Германии прибыл после персональной доработки. Слышь, Вовик, дорогой, будешь теперь на «порше» ездить… эй!.. ты только подумай: последняя модель, во всей Европе таких раз, два да обчелся. Вова! Ты меня слышишь? Эй!..
Но Вовочка продолжал рыдать, пропустив мимо ушей известие о ждущем его сюрпризе.
— Видишь? — задумчиво произнес Витька. — Пользуясь образным языком нашей уважаемой гостьи, на хрен ему твой «порше» обосрался. Надо что-то другое, такое, что человек действительно хочет больше всего. Рюхаешь?
— Витек, — беспокойно задвигался Веня. — Ты это к чему?
— Да к тому самому. Ты ведь уже догадался, я вижу.
— Ты с ума сошел!
Веня схватил бутылку, налил себе полстакана и выпил залпом. Руки у него дрожали. На лице у Витьки застыла загадочная улыбка. Вадик непонимающе моргал.
— Может, и мне, дураку, объясните, господа ученые? — обиженно сказал он. — Мы академиев не кончали…
— Ах, Вадя, Вадя… — устало вздохнул Витька. — Ну о чем наш дорогой именинник плачет вот уже третьи сутки напролет? Ну?
Вовочка вдруг замер. Рыдания и вой прекратились, но он по-прежнему сидел, опустив голову на руки. Вадиково лицо просветлело.
— Витюня… — прошептал он. — Ты гений!
— Есть такое мнение, — скромно подтвердил Витька и выпил.
— Ты гений! — во весь голос проревел Вадик. Он подскочил и принялся бегать по поляне, размахивая руками. Вадика сильно раскачивало от выпитого, но обозначенная Витькой реальная цель, казалось, зарядила его миллионами киловатт энергии. — Мы подарим ему Ленина!