Клара. Да разве вы его знаете?

Кокорику. Как самого себя; я с ним никогда не разлучался.

Бабушка. Как! Ты знаком с ним?

Кокорику. Да еще как знаком-то! Я знаю, где <щ теперь, знаю даже, что он влюблен в вашу внучку до страсти, знаю, что он за ней ничего не потребует приданого, а только одну ее, знаю…

Бабушка. Но скажи, пожалуйста, где он теперь?

Кокорику. Он… перед вами!

Клара. Как! вы?

Бабушка (вместе с Кларой). Как! Ты?..

Кокорику. Да, я, прелестная Клара! Карл Патю, прозванный Кокорику за то, что раньше всех просыпался и всех будил на работу. Мне хотелось прежде узнать ваше сердце и доказать вам мою преданность и потом уже сказать, кто я в самом деле. Мой крестный отец никогда меня не выгонял, а ждет меня, как родного сына… Клара! прости меня за это дерзкое испытание.

Клара (стыдливо). Ах, братец! если б я знала…

Кокорику. Если б и знала, то лучше бы не могла себя вести.

Бабушка. Вот неожиданное превращение! Как! да неужели в самом деле ты?.. ох, виновата!.. Вы тот самый…

Кокорику. Я, я, бабушка! Простите и вы меня за маленькие вольности; право, я всё это делал из любви к вашей прекрасной внучке. Вы сейчас горевали, что у Клары нет приданого, я ей отдаю всё мое имение, а у меня его очень довольно, не считая нового наследства. За всё это я прошу одной награды -- руки ее.

Клара (тихо бабушке). Бабушка, я пойду надену новую юбочку.

Бабушка. Уж теперь поздно, он тебя и так видел. (Ему.) Ах, батюшка! я, право, не могу прийти в себя… прошу покорно садиться… Я не прочь. Но вот вчерашний-то ее поступок… впрочем, отец мой, ведь она это сделала, право, по неопытности.

Кокорику. Этот самый поступок и доказал всю ее невинность. Я не оставлял Клару ни на минуту -- и отвечаю за нее. Об ней не беспокойтесь; вот за Белянку я не поручусь -- она очень дурно себя вела!..

Бабушка. Э, батюшка! да что ж может сделаться с курицей, особенно с моей?

Кокорику. Ну, не говорите этого, а лучше посмотрите. (Идет к корзине, в которой сидит курочка, бабушка за ним; он берет корзину в руки, открывает ее и показывает.) Видите, у вас скоро будет целое куриное семейство!

Бабушка (вскрикивая в испуге). Ай-ай!.. (Быстро закрывает корзинку.)

Клара (подходит с любопытством). Что вы, бабушка?.. Что с ней?..

Бабушка (быстро). Ничего!.. ничего!.. ох мне твое любопытство!.. После всё узнаешь!..

Кокорику (ставит корзинку на прежнее место). Когда же после? После нашей свадьбы?.. Бабушка! Не препятствуйте нашему счастию! Умоляю вас! Вот посмотрите: сюда идет вся наша деревня, я уж всех пригласил бы ко мне на свадьбу.

Бабушка. Да что ж? Я не прочь, если есть на то ваше обоюдное желание.

Клара (с радостью). Так вы согласны, бабушка?

Бабушка. Да, что ж с вами делать?

Клара (прыгая к ней на шею). Ах, бабушка! Милая, добрая, хорошая!.. Ну, бабушка, теперь я уж невеста!.. Скажите же, пожалуйста, что вы увидали в корзинке?

Бабушка. Ведь этакое любопытство!.. Ну ничего, да и только!.. досадно даже, право!..

Кокорику (Кларе). Т-с!.. об таких вещах не спрашивают,-- это тайна бабушкиной курочки… (К входящим нотариусу, крестьянам и крестьянкам.) Милости просим!..

Бабушка. Прошу покорно!.. (Сажает нотариуса.)

Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.

Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.

В 1841--1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).

Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и -- в особенности -- самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки 'Горя от ума' и 'Ревизора' не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не