— Да… — полковник полиции замялся — один из этих… сын главы местной администрации… младший. Он домой вахов привел, сестру младшую в комнате запер, отца связали. Прямо там, в доме бомбу собирали.
Мингазов ничего не прокомментировал. Это все — было хорошо знакомо. В оперативные действия он тоже не вмешивался, это дело оперов. Только в фильме — следак по месту происшествия как ищейка лазает, улики ищет. В реальности — отыскание и закрепление улик это дело криминалистов, оперативные действия — дело УГРО. Следователь — тут только затем, чтобы лично ознакомиться с местом происшествия, чтобы потом эффективнее вести следствие по делу, эффективнее вести допросы. Есть следователи, которые ж… от кресла оторвать боятся… ну так халтурщиков везде полным-полно.
— Убили?
— Да, в машине лежит. Я опознал.
— Я про главу администрации.
— А… этого нет. Дома сидит, развязали. Врач у него.
Мингазов — достал небольшую стальную капсулу, бросил на язык таблетку, немного подождал. Отпустило. Полковник Халиков с сочувствием следил за следаком- он хорошо понимал его чувства. Их мир… патриархальный, который и после падения СССР оставался — разваливался на глазах. В Татарстане, где почитание старших более выражено, чем в остальной России — до недавнего времени просто невозможно было себе представить, что сын привел в дом бандитов и связал отца. А теперь — это было. Они — их дети — в какой-то момент становились как чужие…
— Соседи навестили?
— Наверное… — Халиков неодобрительно покачал головой — вы еще на втором месте не были, видно, объединять придется…
— Что там?
— Трое, с ружьями — взяли штурмом квартиру, вышибли дверь. Взрыв. Часть фасада обвалилась, уже семь трупов нашли, работают дальше. Там, за углом у дома — тачка, Логан, новая почти. Удмуртские номера, таксишка. Пустая, только сзади — ручка вырвана.
— Информатора везли… — понимающе кивнул Мингазов.
Если так — то все и понятно. Получили информацию, в милицию… полицию не слили, отправились самостоятельно на реализацию. Скорее всего — в группе были бывшие, а то и действующие сотрудники полиции. В одном месте — сработали чисто… то ли повезло, то ли каким-то образом — заранее узнали. Сели в засаду и расстреляли из всех стволов, как в Чечне. В другом случае — один из вахов активировал детонатор и погибли на месте. Такси — одна из крыш Союза Русского Народа, этой крышей практически все пользуются. И заработок для своих неплохой, и слежку вести можно незаметно и мобильны все, чуть что — все в одно место разом подскочат. В некоторых местах — таксистские информационные службы — тоже работали на Союз, фактически это была параллельная система координации и связи, ничем не хуже полицейской. Теперь — кому бы не принадлежала эта машина — ему ничего не предъявить. Такси — оно такси и есть, разных людей возит. Посулили водиле денег — отвези в Агрыз. Он и поехал. Хозяин не в ответе, водила если что — запросто скажет, что угнали, я не я и лошадь не моя. И попробуй кому чего предъяви…
А если в целом брать, по большому — то к большой крови идем. Когда то давно Мингазов — закончил исторический, это потом он в следствие пошел — и он все хорошо-хорошо понимал… Когда был татарский национализм, это не так было страшно. Даже когда был чеченский национализм — это не так было страшно. А вот русский национализм — это страшно, это — отрезание всех путей назад. Русские всегда были имперским народом, на них, как на цементе — строилось здание сначала как Империя, потом как Союз. Сами русские — жертвовали ради империи, а мелкие народы — могли себе позволить… на том все и держалось. А теперь — не получается так, русские вместо старших братьев — стали убийцами. Они не относятся к младшим со снисходительностью большого, они теперь пытают и расстреливают. Из фактора стабильности, из решения проблемы — они сами превратились в проблему. И это — путь либо к гражданской войне, либо к геноциду.
И в том, что происходит — виноваты они. В Чечне русских резали как свиней, здесь, в Казани — их просто втихую считали свиньями и объединялись против каждого русского маленькими, сплоченными группками… не бить и резать, но чтобы всегда помочь своему. И русский терпел — терпел, но потом решил — а какого это хрена? Почему это я — свинья? Вот и получилось, что и у татар, и у чеченцев — кровь такая же красная, и умирают они — точно так же, как и русские.
Империи не будет, если никто не захочет жертвовать за Империю. Сначала — этот крест несли русские, теперь никто не несет. Вот это вот все покажут по телевизору — и будет Югославия. Гражданская война и несколько окровавленных кусков когда-то единой страны — в конце. Но в Югославии сербов было не так много — а в России русских — больше половины. Значит, может получиться так, что выстроят перед рвом — и из пулеметов посекут. И правильно сделают. Развели заразу — отвечайте. Оскотинились — отвечайте. Благодарности лишились — отвечайте. А ведь в традициях его народа, татар, благодарность — одно из первых мест занимает.
А если они победят русских — их же собственные дети потом зарежут. Как баранов зарежут. Тут же — променял отца на джамаат… и эти променяют…
В этот момент старший следователь прокуратуры РТ по особо важным делам Мингазов Абыл Рамилевич понял, что война не просто близко — она рядом, в нескольких днях. Когда утром в машине телевизор смотрел — не понимал, а сейчас, стоя на месте где произошла бойня — отлично понял. Карты брошены, ничего уже не сделаешь. Когда-то — за все приходится расплачиваться, вот и их час пришел…
— Абыл Рамилевич, с вами все в порядке?
Рядом с ним стоял его телохранитель, русский. Казанский ОМОНовец по имени Саша. В охрану — все татары старались брать только русских. Своим — уже на грош не доверяли…
— Все в порядке…
— Абыл Рамилевич, вы на второе место происшествия съездите? — спросил озабоченно Халиков.
— Чуть попозже.
Мингазов зашел в дом, из которого выехала машина смерти, набитая взрывчаткой, мельком огляделся — красивый. Явно не просто так строили, как семейное гнездо строили. Солидно — три этажа, первый — как бы полуподвальный, везде кирпич, в два, а то и три кирпича стенная кладка. Кованые оградки, стальная дверь. Цветов почему то нет — обычно бывают. Солидно, солидно…
Зашел внутрь. Ковры, обстановка, ковры дорогие. Натоптали уже изрядно, потому и он обувь снимать не стал.
Джафер Алхасов — сидел на первом этаже в роскошном кожаном кресле, рукав на правой руке закатан, лицо белое как мел. Было видно, что человек только что пережил… можно сказать, катастрофу…
Врачиха — кинулась как коршун.
— Нельзя его допрашивать! Вы что — не видите? Человек в предынфарктном состоянии, а вы!
Мингазов вдруг понял, что врачиха — тоже русская.
— Да, да… Конечно.
Ссутулившись — следак вышел.
У дверей — оттаптывались несколько полицейских и Халиков.
— Абыл Рамилевич, закрываем его? Ордер будет?
Да уж… Эти своего не упустят. Понимают — после того, что произошло Алхасову не удержаться, в Кремле[10] никогда не простят, что сын — ваххабит. В должности точно не оставят и оставшиеся — накинутся как свора шакалов на ослабевшего льва. Тот же Халиков — сейчас перед любым из новых попытается выслужиться, а то — и сам на место Алхасова претендовать.
Следователь — посмотрел на горящего от нетерпения
— Не трогай пока. Пусть похоронит сына. Он — уже наказан…
И тихо, одними губами добавил:
— Какая теперь разница
