Солдат — «срочник» маленькими, почти маникюрными ножницами состригал их явно неуставные шевелюры. Нет смысла говорить, что вышли за прически. Облагороженные, в соответствии с военными представлениями они были переданы своим командирам. История их грехопадения была проста и банальна в наше время. Что-то намудрили они с приказом о начислении «боевых» и еще со льготными справками. Кто его знает, насколько именно они были виноваты, но, судя по помятому виду, в яме пришлось им несладко. Впрочем, пострадали не они одни. Начальника строевой части тоже сняли с его должности, но без ямы и стрижки под барана конечно. Репрессии не обошли даже вечного посыльного при штабе — Колю, молодого парня, недавно совсем отслужившего срочную во флоте. Морячок ночуя в яме, днем продолжал исполнять обязанности посыльного с хоз. работами в нагрузку.

На следующий день Владимира зачислили в штат взвода военной полиции. Там он был определен на жительство и поставлен на довольствие. Это было довольно уникальное и возможно единственное подразделение, об истории создания которого стоит рассказать особо.

Когда-то, видимо в конце 90-х годов идея создания военной полиции витала в воздухе. По крайней мере, в печати высказывались такие мысли. И, по всей видимости, эта идея отразилась в неведомых приказах. Так во исполнение их в полку и был создан взвод военной полиции. Но видимо идея потухла, а взвод так и остался. Официально, его состав числился в своих подразделениях, но жили отдельно, в непосредственной близости к штабу. В обязанности взводу была поставлена охрана въезда в полк и ям, выкопанных тут же, на территории взвода, где содержались арестованные.

Обстановка во взводе была неплохая. К арестованным солдатам относились более чем либерально. Яма для них была оборудована с максимальным комфортом, надзора почти никакого. В свободное от штабных дел время Владимир тоже, как и все нес службу на посту, что было совсем не обременительно. Конечно, есть стал лучше и больше. Штабная служба была тоже не из самых трудных. В прежнее время Вовка может оказался бы на седьмом небе от счастья, но теперь был совершенно равнодушен к такому счастливому повороту судьбы. Он четко понимал, что это все временно и не стоит строить долгих планов на штабное процветание. Он понимал, что в любой момент может слететь оттуда как предшественники, даже без всякой вины. Все это воздерживало его от панибратских отношений с офицерами и высокомерия к сослуживцам. Кто знает, как все еще может обернуться. Об этом часто повторял ему его земляк Виктор, тот, что командовал кухней в батальоне. Теперь он с радостью признал в Вовке земляка и удивлялся, как же раньше не встретил его. Вовка не стал напоминать тому о прохладном отношении его тогда еще в наряде. Не надо быть семи пядей во лбу, что бы не понимать, что не человек красит место, а место человека. Место Вовку явно украшало. Виктор теперь частенько подкидывал ему подарочки в виде тушенки и сигарет.

К своей радости Владимир узнал, что его друг и земляк Мишка служит под боком, водителем БМП у зама командира полка. Теперь часто они встречались. От него Вовка и узнал, что пока везли их партию, то разбежалось в дороге десяток человек. Там драка в поезде случилась. Серега, тот, кого девушка провожала, как увидал, что в тамбуре поезда дело до поножовщины почти дошло, так вещи свои в руки и спрыгнул на станции. Они же ведь через родной город проезжали. «А вещи как», — поинтересовался Вовка своими шмотками, а вдруг целы. У него было там кое-что полезное. «А твои вещи Вова, пропил я в поезде. Кто же знал, что ты доберешься. И Вадима тоже вещички пропили», — как ни в чем не бывало, сказал Мишка. Ну, пропил так пропил. Все равно радостно, что почти рядом теперь оказались.

Возвращаясь от Мишки, Владимир увидел, что у штаба происходит нечто необычное. К штабу подъехал УАЗик из которого буквально вывалился средних лет военный, в расстегнутом камуфляже и без знаков различия.

— Брат, закурить не будет, — с добродушием хмельного человека, читавшемся на его лице, обратился тот к сидевшему на солнышке начальнику штаба.

— Я тебе не брат, а начальник штаба полка. — Вспылил майор. Уж что за муха его укусила. — Ты кто такой вообще и чего пьяный?

— Не кипятись брат, — военный полез обниматься к нач. штабу. — Я комендант района, сам подполковник. В гости к вам заехал.

Тут бы делу и закончиться. Но нач. штаба завелся.

— Вы что тут себе позволяете, — строго уставным голосом заговорил он. — Да я вас сейчас арестовать прикажу.

А надо заметить, что более старших чем майор Дорошвили, в полку в тот момент не было. Он был за командира. Остальные на выезде. Вот видать и решил показать, кто тут хозяин. Вот и показал. Не успев произнести слова об аресте, как из УАЗика выскочил солдат обвешанный гранатами и встал рядом с комендантом. Вид солдата был под стать своему начальнику, тоже под мухой. Дорошвили пошел на принцип.

— Часовой, арестуйте их, — сказал он скучающему под грибком солдату комендантского взвода.

Едва тот успел подойти к машине и взять автоматы, лежавшие на сиденье, как солдат схватил гранату, и вынув чеку, закричал:

— Не дам своего командира арестовать! Не подходи!

События стали принимать непредсказуемый оборот. Дорошвили успел дал знать в развед. роту и оттуда уже бежали, передергивая на ходу затворы оружия десяток человек. Через секунду штаб был оцеплен. Ни одна из сторон не желала уступать другой. Ситуация требовала какого-то выхода. Неожиданно, обстановку, сам того не ведая, разрядил морячок. Он только закончил копать яму под сортир. За выполнение этой задачи ему было обещано досрочное освобождение из ямы. Он спешил изо всех сил. Продравшись через оцепление он подошел к начальнику штаба и заикаясь, он всегда заикался, доложил:

— Т..т..товарищ м. майор, я яму в. вырыл. Т..толчок готов т. теперь. М..не м. можно из ямы освобождаться?

На фоне всех развернувшихся бурных событий, выглядел морячок с его докладом более чем комично. Участники противостояния заулыбались. Обстановка разрядилась. Начальник штаба же миролюбиво заговорил с комендантом. Солдат вставлял обратно кольцо в гранату. Оцепление ушло. Буря не состоялась.

Морячок был конечно же освобожден от своего наказания, растроганный начальника штаба даже на радостях представил моряка к медали «За воинскую доблесть». Морячок вообще был человеком незаменимым. Подобно Фигаро он поспевал везде и всюду. Он не хотел быть посыльным. Не по своей воле попал в комендантский взвод. Все время рвался на ВМГ. Но где бы нашли лучшего посыльного? Он был исполнителен и кроток. Мог сутками бегать по различным поручениям. Казалось, что не будь его и управление полком будет безнадежно нарушено.

Через несколько дней объявился и Вадим собственной персоной. Вадим появился в группе увольняющихся. Так как «боевые» теперь были урезаны, не до конца конечно, дней по десять — пятнадцать в месяц закрывали, то увольняться стали чаще. Увольняемых раз в неделю приводили в штаб на комиссию. Кого-то отговаривали от решения рвать контракт, некоторых, прослуживших меньше трех месяцев и желающих уволиться, для вразумления водворяли в яму.

— Вадик, привет! — обрадовался Вовка встрече с товарищем по странствиям. — А ты за каким увольняться собраться?

— Да Вов, «боевые» то урезали. Платят мало. Чего тут служить? — грустно отвечал Вадим.

— Вадим, дело твое конечно, но полсрока уже отпахал. Чего рыпаться то теперь. Да и денег все больше получишь, чем дома. Ты же квартиру вроде купить хотел?

Вадим как-то неуверенно посмотрел на двух мужиков алкогольного вида, с которыми вместе его привели, ожидая от них поддержки.

— Да мы на гражданке больше заработаем, чем тут. Вадик, не слушай его. Он ерунду несет. — Дружно заговорили мужики.

Как уж они собирались обогатиться дома, было загадкой. Ребята явно не походили на преуспевающих бизнесменов или высококлассных специалистов. Просто из породы тех, что «да я за такие «бабки» что угодно сделаю», а когда надо делать, то сразу все не по ихнему. Много таких уже Вовка насмотрелся. Вот только чего Вадим то под их дудку стал плясать непонятно.

После комиссии двух Вадимовых сослуживцев, как прослуживших меньше месяца отвели в яму для образумления, а Вадиму дали неделю на раздумье.