на высоких штативах.

— Это еще зачем? — спросил Муха.

— Значит, с вас и начнем, — сказал человек в маске. Их сфотографировали одного за другим, всех шестерых.

— На память об этой ночи, — пояснил человек в такой же маске, стоявший у фотоаппарата на треноге.

Фотоаппарат был дорогой, роскошный «Хассельблад» — видно, все тут было с размахом, иначе уже не умели жить.

Через час их вывели во двор, посадили в японский микроавтобус, который, выехав за высокие железные ворота, довольно долго катил по черному пустынному шоссе, петлял по каким-то лесным дорогам, вновь возвращался на то же шоссе, потом выбрался на незнакомую трассу и не менее четверти часа летел по ней со скоростью выше ста километров. Затем оказались в узком тоннеле, который неведомо как вывел их на широченную многорядную, разделенную надвое магистраль.

— Кольцевая, — сказал Боцман.

— Точно — кольцевая, — вгляделся Артист. — Только как мы на ней оказались, вот вопрос?

Перед выездом им всем вернули их наручные часы, вручили маленькие черные коробочки новеньких пейджеров «Моторола» и выдали каждому по десятитысячной пачке долларов в упаковке Центробанка.

Как заметил выдававший деньги и часы: «Это аванс. Остальное — после дела».

Микроавтобус отмахал чуть ли ни половину МКАД, потом свернул на Можайское шоссе и понесся в сторону Кутузовского проспекта. Никакой охраны или слежки не было — только немолодой молчаливый водитель.

Он обернулся к ним.

— Ребят, — спросил буднично, как какой-нибудь заурядный левак. — Вас как — по домам развезти?

— Слушай, батя, — повернулся к нему Пастух. — У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?

— Адреса имеются, — кивнул водитель. — Московских велено развезти по домам или куда скажете-и все.

— Тогда вот что, — попросил Сергей, — выбрось-ка нас где-нибудь прямо тут.

Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.

— Как скажете… — пожал плечами шофер. — Мне без разницы.

Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:

— Ну, счастливо… И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.

Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.

— Тьфу! — словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из-за щеки героически добытую щепку.

— Молодчага, — сказал Пастух. — Человек-сейф.

Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.

— Чего это? — вытаращил глаза Муха.

— Наш ответ Чемберлену, — ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.

Они внимательно осмотрелись, проверились… В самом деле — никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую- нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось — ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.

Перегудов усмехнулся:

— Не будем обольщаться, коллеги, — и постучал ногтем по своим наручным часам.

Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные — японские, швейцарские, а у Боцмана — старые командирские с гравировкой: «Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота» — отцовский подарок.

Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей «сейки»… тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских «непотопляемых». Поманил друзей пальцем — молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.

— Жаль… — задумчиво промолвил Николай. — Думаю, слаженный был секстет.

Нежным движением кончика ножа он отделил пластинки от часовых механизмов, закрыл и раздал товарищам часы. Последующие его действия немало удивили остальных.

Поманив их за собой, он вошел в кабину лифта, без труда дотянулся до се потолка, чуть облизнул языком одну из пластинок и приклеил ее к теплому черному обрамлению светящегося плафона над головой. А остальные пять пластинок, сложив крохотной невесомой стопкой, завернул в носовой платок и осторожно вложил во внутренний карман куртки.

Операции вскрытия были подвергнуты и пейджеры. Но тут сюрпризов умелец Трубач не обнаружил. Однако на всякий случай обесточил питание, вытащив маленькие батарейки.

— Ну вот, — с облегчением вздохнул он, — да здравствует свобода слова и гласность! Хотя бы на время. Напридумывали, сволочи! Читал я об этих херовинках, — показал он на кабину лифта, — но не перил. Оказывается, правда. Эта фитюлька — одновременно мини-микрофон и цифровой излучающий контур. Отсекает шумы часовой механики, передает речь и служит для пеленгации того, на ком часы.

Питается от тепла человеческого тела, антенной служит часовой корпус. Если часы снять — работает еще минут пять-шесть. Но в тепле и на солнце — сколько угодно. На кожаном ремешке дальность действия — триста метров, с металлическим браслетомкилометр. Со станции приема можно транслировать усиленный сигнал хоть на спутник и следить за всеми перемещениями интересующей персоны. Разве не гениально? Ну а сейчас маленький эксперимент. Если он даст положительный результат — значит, других «ушек» на нас сейчас нету. Уходим в темпе!

Они высыпали гурьбой из подъезда, перебежали через двор, вошли в подъезд дома напротив, поднялись на второй этаж и приникли к окну.

Начинало светать. В серо-голубом сумраке все казалось таинственным и тревожным, как в фильме ужасов.

— Засекаем время… — тихо сказал Трубач. И точно — минут через пять во двор медленно въехал знакомый микроавтобус «мицубиси», тот самый, что доставил их в эту часть города.

— Вот он, лапочка, — присвистнул Трубач. — Потерял сигналы с этих хреновин.

Как видите, наш симпатичный водила не так уж прост. Но на ту, в лифте, он должен сделать стойку… Минивэн проехал мимо подъезда, где Трубач демонстрировал им свою смекалку и оставил тончайший пленочный кружок на черном металле светильника в кабине лифта.

Увидеть и найти его там едва ли было возможно.

— Пусть поищет, — злорадно сказал Артист. Микроавтобус сделал несколько кругов по двору. Потом тот самый водитель выскочил из кабины и забегал взад-вперед мимо дома напротив, поминутно поглядывая на свои часы.

— Пытается запеленговать… — прошептал Трубач. — Ну давай, дед, давай… Чего мечешься?

Наконец водитель «мицубиси» уловил направление, скрылся в парадном напротив, пробыл в нем довольно долго и выскочил обратно во двор, явно растерянный и удрученный. Торопливо забрался в кабину своего минивэна, нервно газанул, так что взвизгнули покрышки, и вылетел со двора.

— Не нашел, — сочувственно вздохнул Боцман. — Спасибо, Колька, за представление. На старости лет подавайся в массовики-затейники, не прогадаешь.

— До старости лет дожить надо, — серьезно проговорил Трубач, глядя в сторону;

— Считаю, эксперимент удался, — улыбнулся Док. — А что с остальными фитюльками будем делать?

— Да выкинуть их, — предложил Муха, — и все дела! На фиг нам этот геморрой?