признать «короля баррикад», Пий восьмой заставил себя долго упрашивать. Наконец скрепя сердце согласился, но вскоре почил вечным сном, и его сменил Григорий шестнадцатый.

Еще в бытность кардиналом, новый папа выдал замуж за цирюльника свою любовницу, которая имела от него семерых детей. Чтобы вознаградить брадобрея и сохранить возможность общаться со своей возлюбленной, он предоставил ее мужу должность во дворце с кардинальским окладом.

Перед избранием Григорий шестнадцатый, весьма склонный к плотским радостям, казалось, целиком посвятил себя богу. Но, вступив на престол, он вернулся к обычному образу жизни. Правда, из-за преклонного возраста гастрономические радости занимали в его жизни больше места, чем любовные утехи. Он обжирался до такой степени, что его часто выносили из-за пиршественного стола на руках.

Дух неверия и безбожия с каждым днем все больше распространялся в Италии. Тогда Григорий поручил иезуитам организовать мирный крестовый поход во имя католицизма.

Сыны Лойолы шныряли по деревням, расставляли кресты, выступали с проповедями — словом, всячески старались подогреть религиозное рвение. У них хватило наглости вновь заставить мадонн и святых творить чудеса. Скоро в папских землях не осталось ни одной деревенской церкви, где бы ни было механизированного чуда. В одной часовне богоматерь проливала слезы, в другой истекал алой кровью Христос, в третьей поднимал руки и двигал головой апостол. Когда была исчерпана галерея славных обитателей небесного царства, исполнивших весь свой репертуар, иезуиты перешли к одушевлению животных.

Можно было наблюдать святого духа в облике голубя, петуха святого Петра, кукарекающего так натурально, что его можно было принять за деревенского; вифлеемскую ослицу и других животных, которые ржали, блеяли, рычали и лаяли на все лады.

Сначала все шло отлично. Иезуиты успешно вели религиозную пропаганду — фабриковали чудодейственные предметы, сбывая их по высокой цене священникам, а те в свою очередь не оставались внакладе, извлекая из всей этой механизированной бутафории огромные доходы. Но вскоре конкуренция нанесла смертельный удар этой отрасли промышленности, процветавшей благодаря темноте и суеверию, с одной стороны, и жульничеству — с другой. Вот что произошло.

Каждый приход имел свое чудо, полученное им от общества Иисуса. И верующим хотелось посмотреть мадонну, святых и зверей, принадлежавших соседним церквам.

Священники, естественно, препятствовали, не желая, чтобы дары прихожан уходили к конкурентам. Каждый служитель церкви старался дискредитировать чудеса соперника, и война разразилась не на шутку. Прихожане, конечно, вставали на защиту своих пастырей, и во всех деревнях Папской области возникали настоящие отряды фанатиков. Их религиозная одержимость не могла не привести к кровавым стычкам.

Когда религиозные процессии встречались на границе своих приходов, священники затевали громкую перебранку. Каждый расхваливал своих чудотворцев, преувеличивая их волшебные способности и оскорбляя противников грубыми ругательствами. Ссора разгоралась. Священники, церковные сторожа, певчие, дети из хора, послушники и верующие с остервенением бросались друг на друга и дрались до тех пор, пока одна из сторон не побеждала. В этих сражениях распятия, подсвечники и кадила нередко становились смертельным орудием.

К своему глубокому сожалению, папа был вынужден запретить демонстрацию чудодейственных идолов.

Иезуиты были крайне раздосадованы ликвидацией столь прибыльного предприятия.

Чтобы покончить в Италии с проявлениями либерализма, они решили прибегнуть к самым жестоким мерам. Была созвана конференция, где генерал общества Иисуса произнес речь, в которой объявлял подлинную войну современному обществу.

'Наш век, в самом деле, отличается весьма странной деликатностью! — восклицал он.

— Уж не воображают ли люди, что зола в кострах окончательно остыла и что в ней не найдется уголька, от которого загорится факел? Безумцы! Нарекая нас иезуитами, они хотят нас опозорить. Знайте, иезуиты готовят вам новые казни и муки…

Настанет день, и мы будем повелителями народов!' Итальянцы не нуждались в новых доказательствах реакционной политики папы, стремившегося повернуть историю вспять и воскресить времена средневекового варварства.

Чтобы опрокинуть папство — ненавистного общего врага, первопричину всех бедствий, все классы общества: буржуазия, рабочие и даже аристократия — объединились. Во многих городах вспыхнули восстания, и, если бы не вмешательство Франции и Австрии, с папством было бы покончено.

Битва была длительной и ожесточенной. Духовенство сколотило отряды милиции из безмозглых фанатиков и бандитов без чести и совести. При вступлении в милицейские отряды приносилась следующая присяга:

«Я клянусь не щадить никого из приверженцев отвратительной партии либералов, не проявлять сочувствия к плачу их жен и детей, к стенаньям старцев и проливать их кровь до последней капли, невзирая на пол, возраст и общественное положение».

Люди, способные принести такую присягу, не останавливались перед самыми дикими зверствами. Они больше походили на палачей и шпионов, чем на воинов, но тем не менее оказали огромную поддержку Григорию шестнадцатому, когда он, подавив движение, приступил к жесточайшим репрессиям. Правда, спокойствие было весьма ненадежно и держалось только на страхе. Наконец смерть освободила Италию от тирана, притеснявшего ее в течение пятнадцати лет. Он умер 1 июня 1846 года, после мучений, длившихся целый месяц.

За несколько дней до смерти первосвященника любезный брадобрей удрал из Рима вместе со своей супругой. Эта достойная пара прекрасно знала о чувствах, которые питал к ней народ, и предусмотрительно постаралась не допустить их проявления. Кроме ценностей, которыми Григорий одаривал свою любовницу, супруги погрузили в специальные фургоны дорогую уникальную мебель, украшавшую их жилье.

Свободные и счастливые, они отправились к неведомым берегам вкушать сладость отдыха, добросовестно заработанного на службе у наместника Христа.

Мы подходим к концу. Если бы мы захотели рассказать о всех гнусностях, приписываемых Пию девятому, то нам не хватило бы и толстого тома. Поэтому, оставляя в стороне факты, которые могут показаться недостоверными, мы ограничимся теми, бесспорность которых не вызывает сомнений.

Пий взошел на престол 16 июня 1846 года. Церемониал коронации отличался особой пышностью. После того как первосвященник отслужил мессу, скопцы Сикстинской капеллы затянули гимны, а второй кардинал- диакон приблизился к Пию девятому и после троекратного коленопреклонения снял с его головы митру. Затем с теми же церемониями возложил на голову папы подаренную Наполеоном первым сияющую камнями тиару стоимостью в полмиллиона франков.

Эта эмблема христианского смирения сделана из белого бархата, а опоясывающие ее три короны состоят из бриллиантов, изумрудов, сапфиров и жемчуга. Тиара увенчана крупным изумрудом с бриллиантовым крестом огромной ценности. Право, этот головной убор мало чем напоминает терновый венец основателя христианства!

Вечером римские дворцы сверкали огнями иллюминации, собор святого Петра освещали двадцать тысяч светильников.

Народ ликовал, потому что верил в то, что Пий девятый не чужд либеральных идей.

Разочарование наступило очень скоро. Пий девятый родился 13 мая 1792 года в Папской области. Его юность была весьма беспокойной. Он был членом масонской ложи и придерживался самых передовых взглядов. Ничто не предвещало, что в один прекрасный день он станет орудием в руках иезуитов, самых непримиримых врагов свободы.

Пий девятый славился также галантными похождениями, он имел постоянный успех у дам. Даже сменив мундир папской гвардии на сутану, он не отказался от светских развлечений.

В 1832 году Григорий шестнадцатый назначил его епископом, а в 1840 году— кардиналом. Светские успехи нисколько не мешали его духовной карьере.

Беспечный и не слишком умный, Пий девятый всегда легко поддавался влиянию. Он стал послушной марионеткой, которую дергал за ниточку — в интересах иезуитов и своих собственных — кардинал Антонелли, прозванный «красным папой». Он абсолютно подавлял «белого папу» Пия девятого. Впрочем,