что добилась, чего хотела. Она представила, как видение переходит из ее рук в руки Макса, сквозь одеяла, и после записала свои слова на клочке бумаги и прижала его речным камнем.
Солдатик был затоптан в грязь возле дома Томми Мюллера. Оцарапанный и побитый, что для Лизель уже было достаточной причиной. Даже раненный, он еще мог стоять.
Лист был кленовый, его Лизель нашла в школьном чулане между метлами, ведрами и швабрами. Дверь в чулан была чуть приоткрыта. Листик был сухой и твердый, как поджаренный хлеб, и по всей его коже тянулись холмы и долины. Неведомо как этот лист попал в школьный коридор и в тот чулан. Половинка звезды на стебле. Лизель подобрала его и повертела в пальцах.
В отличие от остальных подарков этот лист она не стала класть на тумбочку. Она прицепила его булавкой к задернутой шторе перед тем, как начать последние тридцать четыре страницы «Свистуна».
В тот день она не ужинала, не ходила в туалет. Не пила. Целый день в школе она обещала себе, что сегодня закончит книгу и Макс Ванденбург будет ее слушать. Он очнется.
Папа сидел в углу на полу — как обычно, безработный. К счастью, он скоро уходил с аккордеоном в «Кноллер». Уперев подбородок в колени, он слушал, как читает девочка, которую он так старался научить азбуке. Гордый чтец, Лизель выстроила перед Максом Ванденбургом последние пугающие слова книги.
— Езус, Мария и Йозеф. — Ганс не мог удержаться от недоверия. — И такое тебе дала монахиня? — Он поднялся и пошел прочь из комнаты, поцеловав Лизель в лоб. — Пока, Лизель, меня ждет «Кноллер».
— Пока, Папа.
— Лизель!
Девочка не отозвалась.
— Иди поешь!
На это она ответила.
— Иду, Мама. — На самом деле она сказала эти слова для Макса, подходя и кладя дочитанную книгу на тумбочку, к остальным подаркам. Зависнув над ним, она не удержалась. — Ну же, Макс, — прошептала она, и даже шаги Мамы за спиной не помешали ей бесшумно заплакать. И не помешали снять с ресниц глыбу соленой воды и оросить ею лицо Макса Ванденбурга.
Мама обняла Лизель.
Мамины руки поглотили ее.
— Я понимаю, — сказала Роза.
Она понимала.
СВЕЖИЙ ВОЗДУХ, СТАРЫЙ КОШМАР И ЧТО ДЕЛАТЬ С ЕВРЕЙСКИМ ТРУПОМ
Они сидели на берегу Ампера, и Лизель сказала Руди, что подумывает завладеть еще одной книгой из бургомистерского дома. Вместо «Свистуна» она несколько раз читала Максу «Зависшего человека». Хватало лишь на пару минут. Еще она пробовала «Пожатие плеч» и даже «Наставление могильщику», но все это было не то. Хорошо бы добыть что-нибудь новое, думала Лизель.
— Ты хоть последнюю-то прочла?
— Ясное дело.
Руди швырнул в реку камень.
— Интересно хоть?
— Ясное дело.
— «Ясное дело, ясное дело». — Руди попытался выворотить новый камень, но порезал палец.
— Так тебе и надо.
— Свинюха.
Если человек заканчивает разговор словом «свинюха», «свинух» или «засранец», это значит, что ты его уделал.
Для кражи условия были идеальные. Стоял мрачный день начала марта, температура чуть выше нуля — это куда более неуютно, чем минус десять. На улицах почти никого. И дождь — как серая карандашная стружка.
— Так мы идем?
— На великах, — сказал Руди. — Ты возьми какой-нибудь из наших.
В этот раз Руди значительно сильнее хотел лезть в окно сам.
— Сегодня моя очередь, — сказал он, пока они ехали, примерзая пальцами к рулям.
Лизель соображала быстро.
— Знаешь, Руди, наверное, лучше тебе не лазить. Там все заставлено всякими вещами. И темно. Балбес вроде тебя обязательно споткнется или во что-нибудь врежется.
— Премного благодарен. — В таком настроении Руди трудно было удержать.
— И еще там надо спрыгивать. Выше, чем ты думаешь.
— Ты что, хочешь сказать, что я, по-твоему, не сумею?
Лизель встала на педалях.
— Вовсе нет.
Переехали мост, и дорога завилась по холму, на Гранде-штрассе. Окно было открыто.
Как в прошлый раз, они оглядели дом. В освещенном окне первого этажа, где была, видимо, кухня, что-то можно было разглядеть. Там двигалась туда-сюда какая-то тень.
— Проедем несколько кругов вокруг квартала, — сказал Руди. — Хорошо, что взяли велики, а?
— Главное, не забудь свой.
— Очень смешно, свинюха. Велик-то чуть побольше твоих вонючих ботинок.
Они катались уже с четверть часа, а жена бургомистра все еще была внизу, слишком близко к библиотеке. Как она смеет так бдительно торчать на кухне! Для Руди кухня, несомненно, и была главной целью. Он пролез бы туда, набрал столько еды, сколько сможет унести, и лишь потом, если у него останется свободная секунда (только если останется), он бы на пути к выходу сунул в штаны какую-нибудь книгу. Все равно какую.
Однако у Руди был недостаток — нетерпение.
