термометр подскакивал к 500…

Между тем до полудня было еще далеко, а значит и до полуденного привала тоже. В ложбине было безветренно. Мы механически переставляли ноги, согнувшись под палящим солнцем почти закрыв глаза: настолько нестерпимо сверкал песок. Горячий воздух плотной массой вползал в легкие, обжигал гортань, и долгожданная цель вдруг как-то потеряла свой смысл, уступив место мечтам о тени и свежей воде… Мы то и дело оступались на камнях, щиколотки больно ломило от напряжения, а песок мягко заглатывал ногу.

Долгожданный привал в иллюзорной тени акации; тонкие веточки и колючки, конечно, не в силах укрыть нас от жгучего солнечного потопа. Разгрузили ослов, и те, не обращая внимания на жару, начинают усердно щипать своими мягкими бархатными губами жесткие травинки, пробивающиеся между камнями. Мы пытаемся найти местечко, чтобы вытянуться. И пьем. Наконец-то!

Ленивые часы полуденной дремы. Время остановилось, огненный шар на небосводе не думает ползти дальше… Луи, обнаженный по пояс, лежит, надвинув на глаза ковбойскую шляпу. За время пути у него отросла жесткая черная борода, у Жака она пепельно-серая. А у меня? Провожу ладонью по подбородку – бррр!.. Со стороны мы выглядим беглыми каторжниками. Пятница с братом тоже изменились. Нет, борода и у них не выросла, но краска сползла с тел, смытая потом. Теперь они одинаково черные. Жара заставила их сбросить набедренные повязки, и они лежат нагишом в тени колючего зонта, продолжая свой бесконечный разговор. Аскари ни за какие коврижки не согласился расстаться с уставной формой, он при полном параде: шорты, рубашка, пилотка. Присев на камень, драит тряпочкой свою винтовку.

Часам к трем солнце чуть снижается, позволяя продолжить марш. Вернее, начать подготовку к нему. Надо собрать ослов, навьючить их, завязать ремешки, на одном – два раза, на другом – три… Лишь к четырем часам удается выступить. Идем по уэду. Перед дорогой выпили чай, и жажда сразу становится неуемной; мысль о неисчерпаемом количестве воды в озере сверлит мозг. На карте помечено: «Вода загрязнена, но пригодна для питья». Уверен, что она божественна! Воображение подстегивает, и я тороплюсь вперед, задевая за камни и увязая в песке. Боже, неужели к вечеру у нас будет целое озеро!

На тебе… Темнота застает на высохшем русле уэда… Делать нечего, придется разбивать лагерь. Собрали колючие ветки, разожгли костер. Африканцы принялись варить просо, а мы – кипятить воду для чая. Литры чаю. Вяло жуем овсяную галету с кусочком грюйера.

Внезапно с вершин потянуло ветром. Мы лежали на спине, вытянувшись на походных койках, держа в одной руке горсть сушеных фруктов, а в другой – кружку горячего чая. И тут впервые за все время на востоке по звездам быстро пробежали два темных облака.

– Дожди, – тихонько сказал Ришар.

– Да…

Новость неприятная: дожди здесь – нечто совершенно страшное. Случается, они не выпадают несколько лет подряд, а потом проливаются библейским потопом. По высохшим уэдам в брызгах пены прокатываются валы, таща куски скал в несколько тонн весом, вырванные с корнем деревья и трупы застигнутых врасплох животных.

Как бы такое не случилось с нами… Внимательно прислушиваемся. Нет, кажется, гром не гремит. Бывает, что дождя и не видно – торнадо обрушивается за несколько лье высоко в горах. А полчаса спустя оттуда низвергается поток, тысячи тонн мутной воды пополам с грязью, неся впереди таран из вырванных деревьев и обломков скал. Страшная картина.

Может статься, дожди пройдут дальше к югу и отрежут нас от машин. Это тоже очень неприятная перспектива. Поворачиваем головы и застываем: весь небосклон к югу в обложных тучах. Звезды погасли, и там упала грозная тьма.

Страх перед возможной бедой заставляет вскочить и, не обращая внимания на порывы ветра, начать перетаскивать багаж на крутой берег, почти нависавший над уэдом. Остаток ночи мы чутко прислушиваемся к далеким раскатам грома и наблюдаем за звездами, то появлявшимися, то вновь скрывавшимися за покровом туч.

До самой зари не стихал ветер. Наконец забрезжил рассвет. На юго-востоке, где неприступной твердыней высится гора, появилось великолепное белое облако, частью размазанное по лазури неба. Зрелище необычайно красивое, но у нас от него на душе скребут кошки.

Итак, вновь потерян день и сорван весь график: мы еще не добрались до озера, а значит, завтра не будем у вулканов. Паек урезан до четырех галет в день (в каждом печеньице не больше двадцати граммов), тонюсенького ломтика сыра и двух горстей сушеных фруктов. Сахар и сгущенное молоко шли в чай.

– Мы мало едим соли, – заметил Тормоз, – и поэтому мучимся от жажды.

– А с чем ее есть? Вот были бы спагетти… Раньше следовало думать.

Мы сознательно отказались от продуктов, которые надо готовить, чтобы сэкономить драгоценную воду.

– Перестаньте поминать спагетти! – обернулся Жак Ришар. – Особенно под болонским соусом, с хорошим слоем тертого пармезана…

– Слушай, хватит! Пошли уже гастрономические грезы! А ведь мы даже не на обратном пути…

– Так вот, о соли, – упрямо гнул свою линию Луи. – Ее можно глотать просто так. Главное – чтобы она оказалась в организме.

Пустая соль – не самая аппетитная вещь на свете, но, поразмыслив, мы сошлись на том, что наш друг прав. Каждый проглотил по чайной ложке соли. Какая мерзость!

Для ускорения хода решено также оставить здесь Субботу, двух ослов и часть багажа: отснятые пленки, камеру, фотоаппарат «лейку», кремневые орудия и половину продуктов, в том числе три последние банки апельсинового сока и бидон с водой. В наше отсутствие Суббота починит вьючные ремни, что облегчит путь назад.

Выступили. Торопливо шагаем по загруженному камнями уэду. К счастью, вскоре тропа вывела на ровную почву, и идти стало гораздо легче. Посреди плоской долины, усеянной кое-где скальными обломками, громоздилось очередное высокое надгробие. Невозможно даже представить, что в этой ржавой пустыне, где все враждебно человеку, кто-то жил. И тем не менее это так.

Спускаясь в неглубокий овраг, неожиданно замечаем белый слой, будто прорисованный в толще черного базальта. Подходим ближе: мириады сравнительно недавно окаменевших ракушек. Довольно легко узнаем известные разновидности – унио, этерии, палудины, маленькие мули и пресноводные улитки. Среди бесчисленного множества моллюсков встречаются и останки рыб, скелеты позвоночных, некоторые довольно внушительных размеров. Сверяемся с альтиметром: сто метров над нынешним уровнем озера. Значит, тысячелетия назад пресное море поднималось сюда, покрывая вдвое большую площадь.

Срез оказался при ближайшем рассмотрении очень интересным. По нему можно было проследить геологическую историю этого места. На фундаменте черной лавы лежал пудинг – конгломерат гальки, сцементированной глиной, затем тонкая прослойка базальта, потом довольно значительная толща диатомита, а поверх ее новый слой более поздней лавы.

Когда озеро разлилось по вулканическому краю, его волны откатывали камни, превращая их постепенно в гальку. Вода продолжала наступать, и галечник зарывался в глину. В чистой и спокойной воде над этим новым дном во множестве развелись моллюски и рыбы, в том числе громадные нильские окуни. И тут произошла катастрофа: расплавленная лава залила дно озера, уничтожив все живое. Потом воды остыли, и жизнь вновь стала возможной, но расплодились уже лишь микроскопические диатомовые водоросли. Десятками веков их останки скапливались поверх застывшей лавы. А после нового извержения мощные потоки огненной лавы заковали в скорлупу двухметровый слой диатомита.

Мы с Ришаром набили рюкзаки пакетиками с образцами и гимнастическим шагом припустились догонять ушедших спутников. Далеко, правда, нам бежать не пришлось: они сидели втроем на корточках в неглубокой лощине, сосредоточенно разглядывая что-то. Заинтригованные, мы подошли к ним и тоже заглянули вниз. Там, в глубине двухфутового отверстия, поблескивала волшебная вода… Пятница знал об этом колодце, он звал его Мусине, но ничего не сказал нам. И какая вода! Свежайшая, прозрачная, вкуснейшая! Было еще только десять утра, жажда не мучила, но как отказаться от такого подарка, нежданно-негаданно свалившегося на нас! Мы постарались унести как можно больше ее в желудках и наполнили двадцатилитровые бидоны.

Но в пустыне, равно как и в горах, едва ты начинаешь вволю пить, тебя тут же хватает за горло жажда.