успокоился. Даже сунул наган на прежнее место в джинсах.

– Ты себе яйца когда-то отстрелишь, однозначно тебе говорю, – Леха доброжелательно взглянул на соседа.

Метров через шестьсот, в районе поросших бурьяном шпал Детской железной дороги, «Победа» снова затормозила. Черный Свитер собрался повернуть налево, Леха горячо возражал. У Тенора было свое мнение. Вспыхнувший спор едва не завершился смертоубийством.

Прошло еще минут двадцать, пока Леха, вслух отсчитывавший номера домов, с нервным смешком бросил:

– Стой, слышь, вот оно…

Двухэтажный дом, перед которым они оказались, скрывался в густой листве по самую черепичную крышу. Деревья праздновали весну, но экипажу «Победы» было не до буйства природы. Поперек подъездной дорожки, выложенной желтым кирпичом, мирно дремал бутылочного цвета джип. Огонек сигнализации с плавающим кодом, словно обезумевший светлячок, метался внутри салона, озаряя тонированные стекла тревожными рубиновыми сполохами. Этот нервный огонек почему-то сразу вывел Леху из равновесия.

– Козлина зажиревший!..

– Замажь хлебало, – Черный Свитер потушил фары. «Победа» замерла в пяти метрах от джипа. – Владимир Петрович сказал, слышите, всех на хрен умочить. А с жирного еще вытрясти кассеты.

– А деньги у него есть? – Тенор жадно мусолил в руках ТТ с полностью затертыми номерами.

– Да есть, есть. Задолбал!

– Не командуй!

– Прихлопни плевалку, сука!

Леха, не сводивший глаз с суетливых огоньков сигнализации, и уже жгуче их возненавидев, спросил хрипло:

– Всех, значит, велел замочить? А чей это джип? Жирного? Твой Вова ответит за базар, если там кодла сидит со стволами? – Леха повел дулом обреза в направлении обшитой вагонкой двери. Как в воду глядел. Черный Свитер вытащил на свободу наган, отстрелить из которого мошонку ему была не судьба:

– Да ты гонишь. Какая кодла?! Крутарь прикатил шлюху трахать.

Тенор нервно захихикал. У него давно не было женщины, и это его удручало.

– Эй, коматозник, – Черный Свитер наклонился к Лысому, – вставай, твою мать, отморозок. Приехали.

Они посыпались из «Победы», готовые буквально на все.

Леха передернул затвор обреза. На погрузившейся в сон улице металл лязгнул оглушительней выстрела. Черный Свитер и Тенор уже подходили к двери, когда отставший на пару шагов Леха все-таки не удержался и изо всех сил пнул передний бампер внедорожника. В следующую секунду фары машины вспыхнули, тишину вечера разорвал пронзительный вой сигнализации.

Удержать восемь покрытых изморозью ледяных банок пива в руках, в то же время, не позволив им коснуться раскаленного голого живота, – задачка не для слабонервных. Андрей миновал холл, балансируя на грани фола, и споткнулся при входе в бассейн. Падая, разжал руки. Банки посыпались на кафельный пол с грохотом артиллерийских снарядов.

«Вот ведь знал, идиот, чем кончится, опустошая чертов холодильник. Знал. А все равно греб».

Андрей нагнулся за ближайшей жестянкой и, не долго думая, откупорил. Банка рассерженно зашипела.

«Отчего, спрашивается, звук открываемой пивной банки так радует слух»?

«От того, что рождает ощущение исключительно комфортного времяпрепровождения, лапоть».

Первая встреча с упакованными в банки напитками – «Колой», «Фантой» и, конечно же, пивом состоялась у Андрея в Венгрии. В те славные времена большая часть советского народа, та, что к закрытым партийным распределителям никакого касательства не имела, подобную роскошь могла увидеть разве что с экранов кинотеатров. Или на страницах детективов Джеймса Хедли Чейза. На пасеке в Дубечках о баночном пиве, по понятным причинам, довелось надолго забыть.

Первый глоток показался обжигающим. Ледяное пиво, сковав стужей гортань, покатилось вниз по пищеводу, и Андрей замер, наслаждаясь каждым сантиметром этого многотрудного пути.

«Ух, и хорошо, мать вашу».

Когда пиво достигло дна, то есть желудка, Андрей удовлетворенно крякнул, глубоко вздохнул и, совершенно неожиданно для себя вспомнил друга юности Игоря Войтенко. Игорь, в свое время, смеха ради, составил целый список всевозможных житейских радостей. В том перечне ледяное пиво в жару занимало почетное место между горячим кофе с мороза и водкой, когда душа просит. Впрочем, свободный сортир, в случае приступа диареи, в рейтинге Войтенко котировался много выше, с чем Бандура не спорил тогда и с чем не стал бы спорить сейчас.

«Ни в коем разе…»

Из глубины подсобных помещений тихонько выплыл Бонасюк. Искоса взглянул на банки, разлетевшиеся по всему полу, с тоской думая о возможных повреждениях, полученных дорогущей испанской плиткой. Тяжело вздыхая и вибрируя всеми тремя подбородками, хозяин сауны проследовал мимо Андрея и исчез в прихожей.

Бандура смущенно развел руками, мол, виноват, хотел как лучше, вышло известно как, залпом добил свою банку и принялся за сбор оставшихся семи. Он тянулся за последней, закатившейся под дверь душевой кабины, когда во дворе истошно завопила сигнализация.