пожалуйста!

Тароо продолжал ругаться и грозить, и посреди своего дикого рева чаще всего повторял слова Атарь Гюлль.

— Что за чертовщину он горланит тут? — спросил Бенуа.

— Он называет его по имени, потому что этот негр называется, кажется, Атар- Гюлль.

— Право, смешное имя; первый котенок, который родится от Мими... это любимая кошка моей супруги, дядя Ван-Гоп... будет назван этим именем, как бишь его?..

— Атар-Гюлль!

— Атар-Гюлль!.. право, странное имя! Ну, так что стоит у вас этот Атар-Гюлль?

— Только для вас и для супруги вашей, и по знакомству, извольте, уступлю вам его за пятьсот сорок франков.

— Пятьсот сорок франков!.. а мне какой же тут барыш будет?.. Боже мой! Пятьсот сорок франков! Пятьсот сорок!..

— Ровно четыре франка на франк, вы продадите его за две тысячи франков на Ямайке... посмотрите-ка, как он сложен! Какие плечи! Какие руки! Он немного похудел теперь, но это пустяки... он скоро поправится.

— Ну вот вам четыреста франков, дядя Ван-Гоп и по рукам; право, я и то много даю вам; но между нами будь сказано, мне хочется употребить барыш, который я получу от продажи этого негра для того, чтобы купить моей супруге хорошую кашемировую шаль и новую шляпку с перьями и заказать для моего сынка, маленького Томаса, красивую лодочку... он так любит мореходство.

— Ну, так и быть!.. по рукам! Право, вы делаете со мной все, что вам угодно, но вы такой добрый муж, такой добрый отец, что вам нельзя ни в чем отказать, давайте четыреста франков... ваш товар!

Когда торг был заключен и кончен, товары сданы на руки Ван-Гопу, ибо царь Тароо беспрестанно пробуя то водку, то ром, повалился на землю мертвецки пьяный, то, попотчевав негров, Бенуа договорился, чтобы конвой царский присоединился к его восьми матросам и проводил бы купленных им невольников берегом до того места реки, где стоял на якоре корабль «Катерина»; там должна была производиться погрузка.

Что касается до Атар-Гулля, хитрого змея, как называл его царь Тароо, то Бенуа велел его перенести связанного на шлюпку и поручил особенному надзору своего помощника Кайо.

Когда все эти маленькие распоряжения были кончены, деньги отсчитаны и товары отданы по принадлежности и проверены, то Бенуа и Ван-Гопу ничего более не оставалось делать, как разлучиться до нового торга, тем более что шкипер спешил воспользоваться морским отливом и попутным ветром, а потому вследствие мудрой истины, что ветер никого не дожидается, он дружески протянул руку маклеру:

— Ну, прощайте, дядя Ван-Гоп!.. до свидания!

— Дай Бог, чтобы мы поскорее опять с вами увиделись, почтенный капитан.

— Дайте еще вашу руку; право, приятно иметь с вами дело, дядя Ван-Гоп.

— О! добрый капитан! право, мне жаль расстаться с вами, но подождите, еще два или три годика поживу я на этом берегу, а потом вы отвезете меня с собой в Европу...

— В самом деле!.. О! вот бы славно было, мы позабавились бы!.. но я заболтался, мне давно уже пора на корабль. Прощайте! Прощайте! старый друг мой!..

И они крепко обнялись между собой, так что нельзя было без слез и умиления смотреть на них.

— Эх! дядя Ван-Гоп, право, вы растрогали меня и заставите плакать... Прощайте! — воскликнул Бенуа, вскочив в свою лодку, которая быстро поплыла вниз по течению реки.

— Прощайте! Еще раз прощайте, почтенный капитан, — кричал Ван-Гоп, приветствуя его рукой, — кланяйтесь от меня госпоже Бенуа! Благополучного пути!..

— До свидания, кум, — отвечал Бенуа, махая со своей стороны соломенной шляпой до тех пор, пока он мог видеть маклера, стоящего на берегу.

Через два часа после того все негры были посажены на корабль и надлежащим образом расположены под палубой: мужчины с правой, а женщины с левой стороны; что же касается ребят, то их оставили бегать на свободе.

Атар Гюлль был закован отдельно.

Бесполезно было бы сказывать, что в продолжение всех этих действий черные люди позволяли брать себя, вести, поднимать и заковывать в железо с бессмысленным равнодушием, думая, что их готовят на съедение; они, по обыкновению своему, употребляли все свое мужество для того, чтобы казаться равнодушными.

Прежде чем сняться с якоря, господин Бенуа приказал раздать неграм порцию трески, сухарей и немного рома пополам с водой.

Но почти никто из них не ел, что вовсе не удивляло достойного капитана, ибо он знал, что негры обыкновенно в первые пять или шесть дней пребывания своего на корабле почти ничего не едят; зато в это время наиболее нужно опасаться убыли и изъяну в товаре; по прошествии же этого времени, за исключением некоторых неприятных последствий от жары и сырости, потери бывают очень незначительны.

Наконец, он поднял паруса и отправился в путь с попутным северо-восточным ветром, в три часа пополудни, а в шесть часов, при заходе, солнца, берега Африки едва виднелись уже вдалеке туманной и узкой полосой.

Спи, спи себе спокойно, почтенный капитан, потягивай свои утомленные члены на тонкой и белой простыне, сшитой для тебя Катериной твоей. Видишь ли ты ее сидящую у трескучего огонька камина в длинные зимние вечера? По временам она оставляет работу, чтобы взглянуть на твой портрет, играя густыми и жесткими кудрями сынка твоего, маленького Томаса. Между тем как кот Базиль важно и молчаливо сидя подле нее, облизывает и обглаживает свою шелковистую и пеструю шерсть.

Эта добродетельная супруга верно рассчитывает в это время продолжительность твоего путешествия и срок возвращения. Зато и ты как любишь ее. Для нее ты презираешь бесчисленные опасности, для нее, капитан Бенуа, ты жертвуешь телом и душой, занимаясь своим проклятым ремеслом, слывешь разбойником, подлым продавцом человеческого мяса! Ты, столь простодушный, столь чистосердечный! Правда и то, что тебе придется отдать за это страшный отчет Богу, но как бы то ни было, а ты все-таки доставишь своей Катерине спокойную и беспечную жизнь.

Как же не желать ей возвращения такого нежного мужа?

Однако ж, я не могу сказать вам наверно, точно ли Катерина желает этого вожделенного возвращения или опасается его?.. Может быть, вот он лучше знает про это... Этот молодой здоровый купеческий приказчик, приезжающий в город Нант, по самонужнейшей, экстренной хозяйской надобности, как нарочно, всегда в отсутствие господина Бенуа, небрежно развалившийся в единственном кресле господина Бенуа; одетый в халат и ермолку господина Бенуа; курящий из любимой трубки господина Бенуа лучший табак господина Бенуа. Между тем как Томас и кот Базиль посматривают на гостя с боязливым и недовольным видом.

Ах! послушайте, что мне пришло в голову: ну что, если между тем как достойный капитан торгует с дядей Ван-Гопом, продает черту душу свою, борется с бурями и волнами океана... Катерина его любезничает с приказчиком...

О! нет!.. нет!.. зачем думать об этом!.. Спи почтенный шкипер Бенуа. Спи! Под баюканье ветров и качание валов морских... мечтай, мечтай! О счастье и о верности своей дражайшей супруги!.. Потому что счастливый сон есть самое положительное счастье нашей жизни... Спи! попутный ветер дует и несет быстро по океану эту другую «Катерину» твою, обшитую кругом медью... Спи спокойно, капитан!.. Верный помощник твой Кайо бодрствует за тебя и за всех. С некоторого времени он постоянно смотрит на юго-восток в подзорную трубу и что-то наблюдает по этому направлению с неутомимым любопытством.

— Я бы отдал охотно мою винную порцию в продолжении целой недели, — говорил сам себе Кайо, — чтобы солнце поскорее взошло!.. а то ничего нельзя разобрать в этом проклятом тумане!.. А! вот, наконец,