Как на грех, в средине отряда Жюльена находилась рота мещанской гвардии. Эти достойные граждане, милостиво поставленные Вилляром позади, еще не смели дать тягу, но предавались несказанной тревоге. Их капитан, мэтр Жанэ и его зять и лейтенант Биньоль, казалось, уже действовали, как куклы. Когда первый ряд выстрелил, Жанэ, ошалелый от страха, увлекаемый смутным чувством самозащиты, вопреки приказу Жюльена, выстрелил прямо перед собой, забывая, что этак угодит в спину солдат, стоявших впереди. Зять и лейтенант последовали его примеру, а за ним и большая часть микелетов. Порядочное число пехотинцев, раненных таким неожиданным залпом, пало с криками: – Мы окружены! Камизары позади нас!

В эту минуту колонна Мариона достигла верхушки холма. Сделав свой залп, от которого они воздерживались до сих пор, камизары схватились с королевскими солдатами, испуская страшные рычания. Мэтр Жанэ и его команда, устрашенные и последствиями своего залпа, и яростным натиском врага, совсем потеряли голову. Они побросали оружие и побежали, крича: «Спасайся, кто может!» Роковой крик нашел отзвук среди войск, и без того уже павших духом. Напрасно Жюльен во главе немногих храбрецов и примкнувший к нему Пуль старались остановить бегство солдат: невольная оторопь, это знамение рокового дня, овладела всеми рядами – и они рассыпались. Разбитый, преследуемый отряд Жюльена покатился с холма назад и дико свалился в центр армии Вилляра.

Маршал во главе роты своей гвардии и нескольких офицеров верхом на прекрасном черноглавом коне в окровавленной попоне, дрался простым солдатом. Он потерял в свалке свою шляпу. Его платье было в беспорядке и покрыто пылью, глаза блестели лихорадочно. В левой руке он держал узду, в правой – пистолет, сабля висела на одной кисти, на золотом шнурке. Он отдавал приказание Гастону, как вдруг почувствовал, что его схватили за левый сапог и хотят стащить с коня. Маршал быстро обернулся и узнал одного из проводников, который уцепился за него, не будучи в силах, ни снять своих уз, ни схватить оружие.

– А, это наш проводник, пастух! – воскликнул Вилляр, нагибаясь и, приложив дуло пистолета к черепу, положил его на месте.

В эту минуту другой камизар с кинжалом в зубах вскочил, как тигр, на спину коня маршала и сжал его, пытаясь повалить назад. Завидев отчаянное положение начальника, над которым уже был занесен кинжал врага, Гастон так хватил камизара саблей, что тот раскрыл объятия, покачнулся и скользнул под брюхо лошади.

– Спасибо, дитя мое, что освободил меня от этого гадкого плащеносца! – весело сказал маршал пажу и крикнул, чтоб воодушевить солдат: – Мужайтесь, молодцы мои! Еще одно усилие – и конец! Эти канальи бегут со всех сторон: они держатся только в этом углу. Неужто ж, черт возьми, вы отстанете от ваших товарищей? Если погнулись ваши штыки, валяйте этих бешеных собак прикладами!

Не успел кончить Вилляр, как раздался страшный залп и засвистали пули. Ветер нанес облако дыму на кучку бойцов, окружавших маршала. Вилляр почувствовал, что конь оседает под ним. Напрасно старался он поднять его, пуская в ход шпоры и мундштук: благородное животное пало на колена, испустило глухой вздох, приподнялось еще на минуту, словно чтоб дать своему хозяину соскочить, и свалилось на бок.

– Прощай, бедный Геркулес, конец тебе! – проговорил Вилляр. – Стоило тебе уцелеть в кровавом бою у Гехштетта, чтоб погибнуть от этих диких горцев!

Тихо сойдя на землю, он бросил печальный, последний взгляд на своего коня.

– Ваше превосходительство, возьмите моего коня! Скажите моему отцу, что я умер, как солдат. Да здравствует король!

Таковы были последние слова Гастона. Раненный пулей в сердце, он вдруг свалился с лошади и пал у ног маршала.

– Бедный мальчик! – воскликнул печально Вилляр, склоняясь над пажом посмотреть, нет ли какой надежды на спасение его жизни.

– На коня, сударь, на коня! – закричал адъютант, с трудом пробравшийся сквозь схватку. – Отряд Эгальера разбит наголову. Дрогнул и полк Фрулэ, который так мужественно держался до сих пор.

– Да это какой-то рок тяготеет над этим проклятым днем! – проворчал маршал, садясь на коня своего пажа.

Он направился к правому крылу, крича солдатам, заряжавшим ружья:

– Эй, молодцы! Не тревожьтесь, коли услышите: «Спасайся, кто может!» Это – военная хитрость. Большинство фанатиков обратилось в бегство: этой хитростью мы хотим завлечь к нам остальных.

Но маршал не мог двигаться дальше. Неустрашимый полк Фрулэ вдруг подался назад: генерала окружили рассеявшиеся солдаты.

– Что ж это такое? Куда ты? Ты ошибаешься, паренек. Тебя покидает храбрость: враг не там! – кричал Вилляр, наклонясь, чтобы схватить за шиворот раненого гренадера, который бросил свой мушкет.

– Это не враг, а дьявол: вот от кого я бегу, сударь! – отвечал солдат, стараясь ускользнуть. – За нами по пятам Кавалье со своими пророками. Дерутся с людьми, а не с демонами!

В эту минуту волна беглецов чуть не сбила Вилляра с коня. В двадцати шагах он увидал передовых из отряда Кавалье. Камизары, в мундирах королевских моряков, шли в натиск сомкнутой колонной, с ружьями наперевес. Справа молодой человек, в сером кафтане с золотой оторочкой, в красных штанах, в запыленных сапогах, в шляпе с белым пером, держал меч в правой руке и командовал левой: то был Кавалье. За ним мерным шагом, обнявшись, подвигались Селеста и Габриэль. Они были в белых длинных одеяниях, их волосы развевались по ветру. Густой дым битвы окутывал их: они шли словно в облаке.

Вилляр невольно окаменел при таком странном мимолетном видении. Но приближались крики: «Спасайся, кто может!» Маршала окружил и увлек смятенный поток солдат всех родов оружия. Не в силах сопротивляться ему, он смешался с беглецами, но вскоре опередил всех, благодаря быстроте своего коня. Тут он встал во главе всех и закричал:

– Отлично, отлично, детки! Будем притворяться бегущими. Изо всех сил кричите: «Спасайся, кто может!» Фанатики попадутся на эту удочку. Мы, черт возьми, затягиваем их прямо в отличную засаду, откуда не ускользнет ни один из них! Только когда мы будем в ста шагах от реки, остановитесь, чтобы они настигли вас: тогда они попадут между двух огней, и ни один не уйдет!

Вилляр казался убежденным в своих словах. Солдаты, молодецки сражавшиеся до тех пор, были вовлечены в бегство лишь заразительной оторопью отряда Жюльена. Они поверили, что таков был приказ, что их бегство было хитростью.

– Но отчего же, сударь, офицеры не сказали нам, что это – притворство? Мы бежали бы веселее. А то