Так сказал восточный мудрец Халиль Джебран, перебравшийся накануне своего тридцатилетия в США. Видимо, вторую половину жизни он решил провести не в желаниях, а в трудах. Что ж, можно сказать, успел вовремя. Хотя кому-то наверняка покажется, что опоздал. Или поторопился.

Люди по-разному относятся к охоте, которая пуще неволи. Или не пуще. Для кого-то именно неприятности, которые доведется испытать в ходе достижения желаемого, и «побочные эффекты», которые неизбежно возникают после осуществления надежд — вот что становится главным «отборочным критерием». Ну, не любит человек суеты и проблем. Вот он и рад удовлетвориться чем попроще, лишь бы лишний раз не подставляться и не рисковать тем, что уже имеет. Бухгалтер, типичный бухгалтер. Другие по натуре брокеры: их трудности восхождения не беспокоят, их беспокоит только невозможность действовать, действовать незамедлительно, действовать постоянно, благодаря или вопреки обстоятельствам. Заставьте их сидеть и — нет, не просчитывать каждый свой шаг, поскольку разработка планов тоже относится к действиям — а сидеть и рефлексировать: если у меня не выйдет, то я потеряю то-то и се-то, а если выйдет — потеряю покой и сон, потому что придется охранять свое приобретение… Брокеру от раздражения недолго и язву заработать. А бухгалтер, наоборот, подхватит сразу целый список неврозов и психозов, если его поместить в атмосферу «быстрого реагирования».

Говорю же: подход к потребностям у каждого свой. Да к тому же с возрастом отношение меняется. Например, в детстве-отрочестве-юности на желания возлагаешь массу надежд: вроде как на Санта-Клауса, который непременно в своей час заявится с подарками повсеместно — и в квартиру без камина,[1] и в южное полушарие, и к шалуну, и даже к довольно большому шалуну… Чем старше становишься, тем меньше уверенности в обязательном исполнении желания. Ни хорошее поведение, ни жалобные письма в Лапландию — ничто не даст уже гарантии на своевременную «сбычу мечт».[2] А потом и вовсе начинаешь понимать: не зря на Востоке есть пословица «Молись, чтобы Аллах не исполнил твоих желаний». Потому что у каждого серебристого облачка есть шанс превратиться в грозовую тучу. Или даже в торнадо.

О чем я говорю? Да все о том же — о непредсказуемых последствиях. Причем непредсказуемых исключительно в силу нежелания смотреть и видеть реальность. Когда ты вынужден принять меры, дабы «разрулить» неприятную ситуацию, стараешься только, чтобы потери оказались минимальными — ну, хотя бы не запредельными. А по прошествии времени, вылезая из целого архипелага дерьма, ощущаешь, конечно, не аромат роз, но, по крайней мере, законную гордость: вот, справился, остался жив, получил полезный урок и стал умнее. И вообще, я сильнее, чем целые горы этого, которого! Получается, плату за кризисные, проблемные моменты нашей жизни мы вносим бесперебойно и даже в некотором смысле охотно: так, дескать, и должно быть, подобные ситуации не могут не влететь а копеечку — и буквально, и фигурально… Ну, а что касается диаметрально противоположных ситуаций? Когда мы раскрываем объятья и ждем исключительно упоительных ощущений — и вдруг обнаруживаем, что за упоением следует кое-что непредвиденное?

Что, если нас заставляют платить за удовольствие — притом и цену назначают немалую? Какая тогда реакция? Какая-какая. Обида смертная. Я-то думал, меня порадовать хотят, подарить наслаждение, блаженство, радость жизни и все прочее незабываемое в том же роде. А сами! Дали небольшую — прямо-таки мизерную — порцию удовольствия и теперь намереваются ввергнуть меня, бедного-несчастного, в пучину! То есть в бездну. Я спрашиваю, почему меня своевременно не предупредили, что после обозначенных в списке наслаждений пищевого характера у меня откроется диарея, после сексуальных — сформируется комплекс вины, а после карьерных — от меня отвернуться старые друзья? Где здесь соответствующие разъяснения?

Нету. Ибо не предусмотрено. Каждый из нас, отправляясь на охоту за удовольствиями, пропускает мимо ушей вялые, нечеткие и на вид бесполезные предсказания старших, в свое время уже получивших по носу. И неизбежно получает дозу «похмельных явлений». Если «изнанка» наслаждения не отобьет у «охотника» вкус к развлечениям, он продолжает совершенствоваться в избранном занятии и становится, например, плейбоем. А отобьет — перестанет заглядываться на опасную «дичь» и превратится в резонера. Или в нытика, что бывает гораздо чаще.

Но вообще, мало кто способен представить себе, какими на поверку оказываются эти самые воплощенные мечты. И в массе своей люди даже не разглядывают пристально, о чем им там возмечталось.[3] Берут что дают — все, что официально признано симптом успеха. Почему «симптомом»? Да потому, что личный успех, выстроенный по общественному стереотипу — это как душевный недуг. И симптоматика та еще: стойкая депрессия, необъяснимые приступы паники и агрессии — и полное непонимание окружающих, что происходит. Вроде все хорошо, а человек мучается. И на «ободряющие» высказывания типа «Мне бы твои проблемы!» реагирует без оптимизма: глядит исподлобья, весь как-то поджимается, морщится, будто вот-вот крикнет «На!!!» — и вручит «утешителю» всю свою успешную, благополучную жизнь и все свои воплощенные мечты…

А о чем мы, собственно, мечтаем? И чем отличается индивидуальная мечта от стандартной. Только тем, что от последней ничего, кроме разочарования, не бывает? Или есть еще какие-то аспекты, которые мы не успеваем рассмотреть, кидаясь на амбразуру в неглиже с отвагой? И что, наконец, лучше: как следует все обдумать, взвесить и рассмотреть, отправляясь в дорогу за птицей счастья — тогда, конечно, есть большой риск остаться дома и ничего не добиться, увязнув в вечной нерешительности; или кидаться осуществлять все «начинанья, взнесшиеся мощно», пока они не потеряли «имя действия»,[4] как Гамлет предостерегал? Между прочим, ответ у меня имеется. И я не стану тянуть до самого послесловия, чтобы наконец объявить его истомившейся публике с торжественной придурью, словно Эркюль Пуаро,[5] наслаждающийся ролью гениального безумца. Вот так и скажу, прямо сейчас: для каждого конкретного случая и для каждой конкретной личности — свой выбор. Единый и неделимый выход из положения — суть единый и несуществующий философский камень, лекарство от всех болезней и от всех задолженностей по всем счетам. Его не существует, поэтому вопрос о нем активно обсуждается и будет обсуждаться впредь — бесконечно.

Как я уже писала, вопросы, не решаемые в принципе, отлично помогают ТВ заполнить эфир: чем бессмысленнее тема передачи, тем острее обсуждение и тем активнее отклик. Волна писем и звонков типа «А я считаю, что абонент Как-его-там, отвечавший на мнение гостя передачи господина Мокростулова, который выразился по поводу высказывания выступавшей до него госпожи Портянучкиной, что они все неправы! Лично я бы никогда так не поступил!» — это называется «массы подтянутся и включатся». Хуже нет, чем подтянуться и включиться вместе с какими-то неведомыми «массами» в решение твоего собственного, лично для тебя очень важного вопроса. Не дай бог оказаться в строю и угодить в струю. Смоет, словно деревню Гадюкино.

Кое-кто из моих постоянных читателей наверняка уже удивлялся: и чего это она так порицает массовый подход, стереотипы, общественные нормы, традиционные установки? В некоторых случаях все это, как известно, становится решающим… Ну, «решающий» не всегда означает «оптимальный». А «массовый» никогда не означает «индивидуальный», то есть учитывающий личные потребности конкретного человека. И значит, решение, принятое благодаря такому подходу, содержит серьезные изъяны в каждом конкретном случае. Но мы, к сожалению, чаще склонны влиться в «общественные настроения», нежели отвоевывать «индивидуальные достижения». А зря. Почему именно, я и собираюсь рассказать в своей очередной книге.

Когда я просматриваю свой дневник, меня охватывает странное чувство. Жизнь юной девы в мегаполисе. Вылазки в стан врага, встречные бои, обходные маневры, залегания в окопе, разведка боем. В общем, книжечку в обложке из розовой кожи с золотыми виньетками и мелованной бумагой, которую мне мама привезла из Вены, можно обозвать дневником военных действий или дневником наблюдения за природой… безумия. Но странно. Во всей этой заварушке я как рыба в воде. Я не испытываю, даже находясь в эпицентре событий, ни страха, ни безнадеги. Напротив, мне безумно любопытно: что будет дальше? Весело и нисколечко не страшно.

Я не чувствую в себе особенной агрессии, но если жизнь выбрасывает тебя на ринг — тебе придется вступить в борьбу. Хотя даже на ринге, где прописаны правила, суетится рефери и поддерживают секунданты, все равно — преимущество у того, у кого есть опыт уличной драки. Схваток, в которых не взвешивают противников, где правил нет или же те ежесекундно меняются — тут группа поддержки может тебе изменить. В любой момент. Опыт, полученный в таких стычках, и есть жизненный капитал хулиганки. А капитал не должен лежать, он должен оборачиваться и приносить дивиденды.

Иной самоуверенный тип начинает спорить: женщина не должна быть такой! Тем более девушка! Девушка должна быть другой! Какие еще драки-ринги! Камелек, вязанье, свечка, печка, сверчок и шесток — вот нормальное окружение нормальной особы женского пола. За стенами терема родного, в уюте и безопасности, словно в Алмазном фонде, должно деве пребывать. По крайней мере, в юности. Но мы, юные девы, вовсе не такие уж эфирные созданья, чтобы залеживаться в сейфах и засиживаться в теремах. Строить взаимоотношения, налаживать общение, формировать окружение любой человек вынужден. Иначе останется один, в какую компанию его ни помести.

Едва ли не самая важная задача — отношения с противоположным полом. Нет, не с «мальчиками», а с парнями, с мужиками, с теми самыми «грубыми волосатыми животными», от упоминания коих трепещут старые девы. Не то в страхе трепещут, не то… Словом, о взаимоотношениях с мужчинами — следующая часть моего повествования. И далеко не всегда речь идет о любви. Иной раз… Впрочем, все по порядку.

Помните Мирру, мою приятельницу Мирру, журналистку-садистку? Ту самую, которая привела меня в сказочный телемир — именно для того, чтобы показать: этот мир реален и «с исподу» нисколечко не хорош? Если не помните, то прочтите о ней в «Боксе, лохотроне и кодексе самурая». А заодно и про другую мою знакомую представительницу мира прессы — про Сероухову по прозвищу Сероушка. Они обе еще всплывут в моем повествовании.

Итак, со временем я оценила все преимущества сотрудничества с Миркой. Писать мне было не трудно, а с ее легкой руки можно было попасть на крутые тусовки. Вначале мне страшно нравилось: было куда выгуливать шмотки, нравилось трепаться, дурачиться, знакомиться, нравилось, что вот так, запросто, вокруг меня ходят люди «из телевизора» или те, кто делает этих людей. Когда мне это наскучило, я начала ловить кайф оттого, что чувствовала себя умной, циничной и знающей всему цену. Потом мне и это стало надоедать, и гораздо быстрее, чем я даже могла предположить. Я не получала адреналинового допинга, шатаясь по тусовкам, как престарелая Сероушка. Я не млела от общения со знаменитостями: чаще всего они оказывались людьми либо не очень умными, либо уныло банальными. Оно и понятно: рассыпаться фейерверками эмоций и острот перед каждым журналистом не станешь. Слишком много нас развелось.

Поэтому единственное, что удерживало меня в этих местах — это заработок. Я постепенно внедрялась во взрослую жизнь. Училась идти на компромисс, заниматься рутиной, с приятной улыбкой терпеть общество неинтересных лично мне людей, и что-то подсказывало мне: дальше удельный вес неприятных занятий будет все увеличиваться и увеличиваться. С этими невеселыми мыслями я и отправилась на очередной показ мод очередных младых талантов, коими в последнее время стал так обилен fashion-бизнес. Приехала я в клуб с опозданием, но тут и не думали еще начинать. Зато щедро раздавали спиртное: официанты с особой навязчивостью обносили всех крюшоном, который бармены под стойкой разливали по стаканам алюминиевыми половниками. Я пропустила пяток заходов, на шестой поддалась: быстро справилась с содержимым стакана, потом взяла еще. Показ не начинали. Я маялась от скуки, вяло отшивала от себя какого-то парня со смутно знакомой физиономией. Он был явно из тех заядлых тусовщиков, которые обожают позировать для светской хроники и мозолить глаза. А потому считают себя всем родными.

На помощь мне пришла неожиданно возникшая из толпы Сероушка. Увидев знакомую личность с представителем мужского пола, Сероушка втянула живот, расправила плечи и покачивая бедрами двинулась к нам.

Приве-е-ет! — и под Сероушкиным носом приклеилась улыбка, — Откуда я вас знаю? — Сероушка понизила голос, наклонившись к моему собеседнику.