обоими электромоторами, как только поступит команда 'Стоп дизель'.
Свободные от вахты моряки пили запоздавший вечерний чай. Я на минутку зашел в седьмой отсек, где торпедист Василий Галактионов и комендор Павел Давиденко сидели возле переносной электрогрелки и пекли на ней картошку. Больше никого в отсеке не было. Старшина группы торпедистов Петр Берендаков ушел в четвертый отсек чаевничать. Договорившись, что ребята и на нашу долю испекут картошки, возвращаюсь к своим ходовым электростанциям. И тут слышу звонок машинного телеграфа. Стрелка его
[62]
скакнула на графу 'Стоп дизель'. Быстро включаем оба гребных электромотора.
Гляжу, в дверь влетает Берендаков с кружкой чая и бутербродом в руках. Впопыхах ищет, куда бы поставить кружку. И не находит места лучше, чем моя конторка. Кружка скользит по наклонной доске, чай льется на электротехнические журналы, которые я веду очень аккуратно.
— Что ты делаешь! — кричу.
Едва Берендаков открыл дверь в свой отсек, как палуба дважды дернулась под ногами. Несомненно, это вышли две торпеды из кормовых аппаратов. Что это, атака? Но почему же тогда не была объявлена тревога?
Берендаков так и не успел прибежать на свой боевой пост. Галактионов и Давиденко справились одни.
Ждем взрывов. Но их нет и нет. Уже восемь минут истекло. Промазали, значит.
А с мостика новая команда: 'Товсь правый дизель'. Останавливаем электромоторы. Слышим, заработал за переборкой дизель, задрожала палуба от вращения гребного вала. Никак не поймем, что происходит наверху.
Сигнал срочного погружения прервал наши размышления. Снова пускаем электромоторы. И вдруг раздается такой оглушительный сдвоенный взрыв, какой нам еще не доводилось слышать. Лодку, начавшую погружаться, подкинуло с такой силой вверх, что палуба больно ударила нам по пяткам.
Быстро оглядев измерительные приборы на ходовых станциях и убедившись, что все в порядке, успокаиваемся. К тому же после взрыва наступила обычная, ничем не нарушаемая подводная тишина.
Что же все-таки произошло? Об этом мы узнали, когда пришли товарищи из центрального поста.
Я уже говорил, что лодка той ночью крейсировала вдоль норвежского побережья, производя поиск и одновременно заряжая аккумуляторную батарею. Мы были близко от берега, эхолот показывал всего тридцать пять метров глубины. На мостике находились командир лодки, вахтенный офицер — дивизионный минер капитан-лейтенант Е. В. Новожилов и сигнальщик Дмитрий Еремин.
[63]
Первым заметил вражеские корабли Новожилов. Конвой шел без единого огонька. Силуэты кораблей смутно вычерчивались на фоне горизонта. Конвой шел с запада, по-видимому, вез подкрепление своим войскам. Встреча неожиданная. Тураев быстро развернул корабль. Времени было в обрез, поэтому командир не стал объявлять тревоги, ждать, пока люди займут места. Просто скомандовал по переговорной трубе в седьмой отсек. Торпедист Галактионов и артиллерист Давиденко не растерялись, быстро подготовили аппараты и выпустили две торпеды.
Темнота помешала командиру точно определить расстояние до вражеских кораблей и их скорость. Потому атака и не удалась.
Но не в правилах Тураева так просто смиряться с неудачей. Он приказал запустить дизель, лодка развернулась и устремилась к конвою.
— Аппараты, товсь!
— Аппараты...
И снова командиру не довелось закончить команду.
Из отверстия закопченного газоотвода полетели искры. Их, по-видимому, заметил противник. Совсем близко от лодки послышался всплеск, забелел в темноте высокий бурун.
— Все вниз! Срочное погружение! — приказал командир. Он-то знал, что произошло: вражеский катер атаковал нас и сбросил торпеды.
Кубарем скатились по трапу Еремин и Новожилов. Командир шагнул в люк, потянул за собой крышку, и в этот момент прогрохотал огромной силы взрыв прямо по носу лодки. Тураев увидел яркое, высоко взметнувшееся пламя.
Лодка, подпрыгнув во время взрыва, ушла на глубину. Сигнальщик, вахтенный офицер и командир молчали. На побледневших скулах командира катались желваки. Наконец он спросил боцмана, действуют ли носовые рули. Получив утвердительный ответ, командир промолвил: 'Странно!' — и приказал отдраить дверь во второй отсек. Там было все в порядке. Командир отсека Мозольков стоял на своем посту у переговорной трубы. Сразу у всех отлегло от сердца. Тураев улыбнулся.
[64]
— А вы знаете, — проговорил он, — я думал, что вражеская торпеда оторвала нам нос. Уж очень близко взрыв был. Меня ослепило пламенем...
Какую выдержку надо иметь, чтобы в этой ситуации спокойно отдавать распоряжения, самому сохранять хладнокровие и людям его передавать... Стальные нервы у нашего командира!
Вскоре стала известна и причина взрыва. В центральный пост пришел минер Александр Козин и доложил, что одна торпеда самопроизвольно вышла из аппарата. Очевидно, торпедисты что-то сделали не так, чего-то недосмотрели. Во всяком случае, торпеда вышла. И что более всего удивительно — вышла как раз вовремя и попала в транспорт, в который целился командир. Огромная сила взрыва объяснялась близостью от нас торпедированного судна. А двойной взрыв свидетельствовал о том, что взлетел в воздух или котел транспорта, или груз боеприпасы.
Корабли эскорта не преследовали нас и не сбросили ни одной бомбы. Вместе с охраняемыми судами они скрылись в темноте. Командир решил сообщить на базу об обнаруженном конвое. Лодка подвсплыла, и радист Александр Клипин отстукал депешу. Как нам стало известно позднее, наше донесение помогло флотским летчикам найти этот конвой и полностью разгромить его. Вражеские войска так и не дождались подкрепления и помощи.
Еще целую неделю мы крейсировали у берегов Северной Норвегии, но больше не встретили ни одного корабля. Фашисты, видно, поняли, что их войска обречены, и больше не посылали подкреплений.
Да, события развивались в нашу пользу. 16 октября мы узнали, что советские войска овладели искони русским заполярным городом Печенга, в честь чего в столице нашей Родины прогремел салют из двадцати артиллерийских залпов. В приказе Верховного Главнокомандующего среди войск Карельского фронта и частей Северного флота, отличившихся в боях за освобождение Печенги, были упомянуты и 'моряки капитана 1 ранга Колышкина'.
Значит, и наш скромный труд влился в большой ратный подвиг советских воинов.
[65]
22 октября радисты приняли радиограмму, которая вызывала нас в базу. Покидаем позицию и, совершив благополучный переход к родным берегам, входим в Екатерининскую гавань. Сейчас прогремит наш победный салют!
Долго шли споры о числе выстрелов. Командир заявил, что будем салютовать двумя выстрелами. Третий корабль он не хотел считать, так как торпеда выпущена без его приказа.
— Но ведь транспорт потонул!
— И потонул от нашей торпеды!
Ребята возбужденно доказывали, настаивали. И командир сдался. Приказал комендору Григорию Котенко подготовить три холостых заряда.
Мы прошли уже боковое заграждение, приближаемся к пирсу, а выстрелов нет: носовая пушка отказала. Решили стрелять из зенитки. Но и та закапризничала. Моряки на чем свет ругают комендоров, хотя те ни в чем не виноваты: ведь за весь поход им ни разу не удалось побывать у пушек, проверить их.
