Пробили склянки. Сменились вахтенные.

„Собака“, — так было принято называть ночную вахту, — досталась капитану. Ровно в полночь ударил полдник — юго-восточный ветер. Воронин в подшитых валенках неслышно зашагал по мостику.

— Что нам откроет океан?

— Какие глубины лежат на пути к Северной Земле?

— Суда Карской экспедиции! Остров Диксон! Земля Франца-Иосифа! Ледокол „Сибиряков“! Все северные станции! Слушайте! Слушайте! Радиостанция ледокола „Седов“ передает первый полярный концерт из глубины Арктики. Настраивайтесь на нашу волну, даю проверку, даю проверку! Слушайте! Слушайте!..

Радист Гершевич, медленно отделяя фразу от фразы, как заправский диктор, выкрикивал в микрофон:

— Проверяйте настройку. Раз!.. Два!.. Три!..

— Даю еще. Настраивайтесь. Раз!.. Два!.. Три!..

— Сообщите слышимость. Через полчаса передаем концерт. Вспыхнули и замелькали синие огоньки в радиорубке. Громкоговоритель застрекотал ремингтоновской машинкой.

Десятки плавающих кораблей в море Баренца, в Белом море, Карском море, Земля Франца-Иосифа, остров Диксон, норвежская станция, ледокол „Сибиряков“ и какой-то советский радиолюбитель откликнулись на брошенный вызов из страны ледяного молчания.

— Настроились. Заметна хрипота звука. Немного исправьте. В общем слышно хорошо.

Зимовщики Земли Франца Иосифа попросили Румянцева спеть любимую „Седовскую“ песенку. Заказ был принят.

П. И. Румянцев, артист студии Станиславского, работающий в качестве завхоза на ледоколе „Седов“, подошел к пианино, привычным жестом разложил ноты.

— Готово, можете включать.

Гершевич включил аппаратуру и поднял микрофон.

— Алло! Алло! Говорит радиостанция ледокола „Седов“. Полярные радиослушатели! Настраивайтесь на нашу волну. Даю настройку, даю настройку.

— Раз… Два… Три… Передаем оригинальный концерт, конферансье — корреспондент газеты „Известий“ Борис Громов. Слушайте, у микрофона товарищ Громов.

В вязаной шерстяной фуфайке, в длинных охотничьих сапогах с грохотом шагнул из-за стола „арктический конферансье“.

— Всем! Всем! Всем слушающим концерт правительственной экспедиции.

— Ледокол „Георгий Седов“ вошел в девственные льды Карского моря. Водитель корабля В. И. Воронин вторую ночь не покидает капитанского мостика. В ледяных полях, только ему известных, находит он небольшие лазейки открытой воды и ведет ледокол к Северной Земле.

— Ночью о борта ледокола звенел нилосовый лед. Вчера открыли „пловучую землю“ доктора Лимчера.

— Краснофлотцы Балтийского флота выпустили стенгазету „Айсберг“. Объявляю результаты шахматного турнира. Первую премию — фунт шоколада и бутылку вина — получил профессор Шмидт. В конкурсе участвовало 15 чел. Со всех концов Советского Союза получаем десятки приветственных телеграмм.

— Громыч, не затягивай, экономь время!

Многословье конферансье было приостановлено выкриками с места.

— Сейчас прослушайте „матросскую“ песенку в исполнении артиста оперы — нашего завхоза Павла Ивановича Румянцева.

Я видел не раз Румянцева исполняющим роль Онегина. Видел его Васильем Грязновым в „Царской невесте“, но таким близким, дорогим мне и каждому я вижу его в первый раз. Артист Румянцев, обросший густой щетиной волос, поддернул спадающие кожаные брюки, подошел к микрофону.

— У рояля профессор В. Ю. Визе, — добавил конферансье и перевернул ноты.

…Утро только начиналось. Мягкий негреющий свет полярного солнца лег на грудь белой пустыни.

Визе двумя сильными арпеджио пробежал по клавишам.

Первый раз ледяная пустыня несла радиоволнами эту песнь полярных исследователей. Суровая легендарная Арктика покорно слушала человека, победившего ее наукой и техникой.

Павел Румянцев уставил взгляд через открытый иллюминатор на синюю пелену снега на ледяных полях и поднял голос: