Я… я з-знаю! Т-третье Пришествие… Что-то случится, да!

Нельзя. Ни в коем случае. Если он сколько-либо дорожит Айлин, то они не должны подходить к «Дому Желаний» на пушечный выстрел.

Но дверь…

Неизвестно, к чему пришёл бы Генри в результате мучительных дум, если бы Айлин вдруг не схватила его за руку. Взгляд скользнул мимо плеч на дальний угол площадки.

– Что… – Генри не стал договаривать; Айлин нетерпеливо мотнула головой, и он обернулся. Там не было ничего примечательного, кроме какой-то небольшой бронзовой скульптуры на постаменте, установленной явно для того, чтобы занять место. И в тени постамента притаился наблюдатель. Прятался не то чтобы очень хорошо… но достаточно, чтобы Генри и Айлин не подозревали о его присутствии минут пять.

Увидев, что его раскрыли, мальчик не убежал, не вышел из укрытия, а остался там, где стоял, положив пухлые ладоши на постамент, с интересом следя за реакцией взрослых. Его забавляло замешательство на их лицах. Он-то думал, что все взрослые знают, как поступить в любой ситуации.

– Это он, – шепнула Айлин. – Тот мальчик… я поговорю…

– Нет, – Генри тоже говорил шёпотом, но вложил в эти слова всю убедительность, на которую был способен. – С ним лучше говорить мне.

– Я…

– Он опасен, Айлин. Он стоял рядом, когда убивали людей. Он… – не договорив, Генри двинулся вперёд; боялся, что мальчик снова пустится бежать, как в тот раз, когда он был с Джаспером. По опыту знал, что пытаться его догнать – мёртвый номер.

Парень следил за ним, то и дело бросая взгляды на Айлин. Генри показалось, что когда он смотрел на неё, лёд в чёрных глазах чуть подтаивал.

– Тебя зовут Уолтер Салливан?

Мальчик сдвинулся влево, словно не желая, чтобы Генри его видел. Руки всё ещё сжимали постамент скульптуры – как оказалось, у бронзового образа была выбита голова.

– Меня так называют, – сказал мальчик. – Но это не моё настоящее имя.

Голос у мальчика был совсем обычный, детский и звонкий – правда, с неуловимой хрипотцой, словно он простудил горло. Генри и не ждал, что он заговорит. До сих пор мальчик предпочитал отмалчиваться. Он даже начинал думать, что ребёнок глухонемой. Ответ оказался для него неожиданностью.

Позже Генри думал, что немалую роль в красноречии мальчугана в полосатой водолазке сыграло присутствие Айлин. Если бы мальчик не видел её, вряд ли он и здесь добился бы хоть слова.

– Н-ну… – казалось бы, у него была сотня вопросов, но все они шумной вереницей вылетели из головы, образовав пустошь. – А как насчёт папы и мамы? У тебя они есть?

– Да, – увидев, что Генри обходит постамент, мальчик опять юркнул за тень скульптуры. – Но я никогда не видел их. Они ушли из дома в Южном Эшфилде после того, как я родился. – Он вдруг засиял светлой, удивительно беззаботной улыбкой, на которую способны только дети. – Но я скоро снова буду с мамой.

– А ты знаешь, где она?

Улыбка мальчика, столь странно смотревшаяся на его вечно хмуром лице, исчезла, когда Генри задал этот вопрос.

– Да, конечно, – он кивнул; в тени копна тёмно-каштановых волос казалась чёрной. – Мама ждёт меня там, где я родился. Я думаю, она пока спит. Но я всё равно буду с ней. Так сказано в Писании.

– В Писании? – Генри вспомнил листы с белибердой в машине Джаспера.

– Они не хотят, чтобы я увидел маму, – сообщил мальчик не без самодовольства; вновь улыбка появилась на его устах, но другая… эта улыбка Генри не понравилась. – Но у них ничего не получится. Мама меня ждёт… Я должен идти.

Он вдруг отнял руки от скульптуры, к которому казался прилепленным, и отбежал назад, где площадка примыкала к лесу. Генри не рискнул ничего предпринять. Так что мальчик беспрепятственно добежал до опушки (которая, впрочем, находилась в двух шагах) и обернулся. Не на Генри, а на Айлин, которая как околдованная смотрела на мальчика.

– Привет, – сказала она, силясь улыбнуться.

– Привет, – мальчик кивнул. Хотел ещё что-то сказать, может, спросить у неё, всё ли с ней хорошо, но только шмыгнул носом и резво понёсся дальше. Через несколько секунд полосатая водолазка исчезла в синей мгле леса.

– О чём он говорил? – машинально спросил Генри. В голове прочно засели две вещи: что парня зовут Уолтер Салливан, как и маньяка, который поубивал массу народу, и что он жил в Южном Эшфилде. Читай – рядом с его домом. Странным образом последний факт беспокоил его больше первого.

– Он довольно милый, – сказала Айлин. Она всё ещё продолжала смотреть туда, куда ушёл мальчик. Генри неодобрительно качнул головой. Айлин не видела дьявольского спокойствия на этом невинном личике, когда рядом жарился на стуле Ричард Брейнтри.

Но, с другой стороны, мальчик спас ей жизнь.

– Ты его видел здесь раньше? – спросила она.

– Да, только в тот раз он не был настроен разговаривать. Увидел меня, и был таков.

Поняв, что ребёнок не вернётся, Айлин повернулась к озеру. Рука заныла опять; не тем странным гудением, напоминающим звук в мембране телефона, а обычной, вполне приземленной болью, смешанной с зудом. Она забарабанила пальцами по гипсу, стараясь прогнать неприятные ощущения. Хотя старалась делать это с видимой непринуждённостью, Генри, конечно же, всё понял. И напомнил себе, что встреча с маленьким дьяволёнком, конечно, была интересной, но идти вперёд тоже нужно.

Вот только… куда?

Будет видно на месте, решил Генри. Из обозревательной площадки вела только одна тропинка (помимо той, по которой они пришли). А когда она разветвится и им придётся выбирать между детским приютом и чем-нибудь ещё…

Вот пока они не доберутся до развилки, над этим и стоит подумать.

Генри не пришлось выбирать. Его элементарно лишили этой возможности. Тропинка не разветвилась, а смело устремилась вперёд, превратившись в посыпанную гравием дорожку. К тому моменту, когда он окончательно уверился в том, что с каждым шагом они становятся ближе к покинутому дому для сирот, он успел с этим смириться. Потом, ноги, ломящие после долгой прогулки, решительно протестовали против того, чтобы сойти с гладкой дороги в лесную чащу, где нужно было смотреть под ноги при каждом шаге.

Мне придётся сказать Айлин о Джаспере, думал он. И вооружиться хоть чем-нибудь. Если двери со знаком там нет, то нужно быстро уходить.

Но Айлин вновь опередила его – прежде чем Генри что-либо сказал, она тихо, но отчётлива начала декламировать:

Далёкие лесные ночи,