сохранности. Уже сейчас в кустах что-то закопошилось, задвигалось, пока не решаясь подойти ближе.

Когда на луну набежало сизое покрывало туч, человек шевельнулся. Наблюдатель в кустах разочарованно шмыгнул в укрытие. Человек открыл глаза. Первое, что попалось его взору – тёмная вода, на ней отражение полного лика луны. Он недоумённо моргнул, но озеро и луна никуда не делись.

Человек присел. Далось это ему нелегко: мышцы словно налились свинцом. На нём были помятая светло-голубая рубашка и джинсовые брюки. К одежде комьями прилипла земля. Человек этого не замечал, жадно вдыхая свежий воздух. Воздух казался настоящим – как это озеро, луна и внезапный душераздирающий вой, пронёсшийся над лесом. Всё было настоящим.

Генри Таунсенд прибыл на место.

Луна пугала его. Она живо напоминала картины сюрреалистов – идеально круглая, красная до рези в глазах, неестественно яркая. Под её лучами всё вокруг источало приторное медное сияние. Дурная луна – так называла красную луну мать Генри, до совершеннолетия доившая коз на айовской ферме. Она говорила, что в ночь такой луны ни в коем случае нельзя шастать на улице. Не говоря уже о лесах. Я снова не внял её совету, рассеянно подумалось Генри, когда он оглядывал озеро. Он всё не мог вдоволь насладиться хрустальным воздухом. Было время, когда загородный воздух был его постоянным спутником… Отзвуки давно минувших дней, когда он колесил по Америке.

Истоптанная тропинка брала начало на берегу и уходила в лес. Она ясно прочерчивалась среди опадающей листвы. Генри последовал было по ней, но некстати вспомнил вой, который услышал, когда пытался прийти в себя.

В лесу небезопасно. Банальная истина и сущий ужас городского человека. Если он будет действовать опрометчиво, то сможет скоро убедиться в правдивости поговорки.

Он схватился за морщинистый сук, торчащий из-под корня ближайшего дерева. После трёх попыток сук с хрустом отломался, и в руке Генри оказалась крепкая палка около четырёх футов длиной. Он взвесил импровизированное оружие на ладони. Всё лучше, чем ничего. Правда, памятуя о созданиях, которые были в его предыдущем… сне, Генри предпочёл бы пистолет или – мечтать так мечтать, – скорострельное УЗИ.

Сжимая сук, Генри начал своё путешествие. Тропа извивалась, как змея, словно стараясь запутать путника. Луна хмуро мелькала меж стволов. Генри не оставляло настырное ощущение, будто этот пейзаж он где-то видел. И впрямь, местность была знакомая. Да только с его прошлой страстью к путешествиям под определение «знакомой местности» могла попасть четверть территории Штатов. Он надеялся, что сможет найти какие-то знаки, которые помогут лучше понять, где он находится. Пока он мог сказать твёрдо только одно: это не Эшфилд. И близко не похоже на город, где располагалась его злополучная квартира.

Вой раздался снова, на этот раз в отдалении: голодный

(собачий? волчий?)

клич, возвещающий о начале ночной охоты. Несколько более слабых голосов с дальних простор подхватили это начинание. По спине Генри прошествовал взвод муравьёв. Скорее бы достичь если не города, то хотя бы какого-нибудь укрытия. Тропинка стала шире, и он надеялся, что его желание осуществится. Но как скоро?

Четверть мили. Именно столько отсчитал Таунсенд, прежде чем заметил впереди свет фонаря, висящего на изогнутом столбе. Фонарь располагался у входа в большое прямоугольное здание. Генри предположил, что это какая-то фабрика. Место было вполне подходящее – пригород, да плюс озеро рядом. В любом случае, она была давно заброшена, судя по неопрятному виду и буйной растительности вокруг здания.

Луна окрашивала розовым металлическую табличку у входа. Огромная железная дверь, которая насквозь проржавела под чередой дождей, была приоткрыта на два ярда и вряд ли могла открыться шире. Дверь выразительно контрастировала с грозным предупреждением на табличке:

ОПАСНО!

Посторонним вход СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!

Несмотря на то, что актуальность предупреждения давно потерялась, Генри заглянул в здание с изрядной долей опаски. Но ничего ужасающего не увидел. Справа от входа громоздились наглухо сваренные бочки, сваленные друг на друга. Напротив возвышалась железная платформа – видимо, в золотые деньки на ней располагались агрегаты. Картину довершали три больших чана, прислонённые к стенам. Внутри ужасно воняло. Особенно остро это чувствовалось после кристально чистого воздуха озера. Какой-то кустарный завод… Генри по опыту путешествий знал, что именно такие неприметные заводики вдыхают жизнь в экономику крохотных американских городков. Увидев дверь по ту сторону, он уверенно направился к ней. Ближе к чанам смрад усиливался, напоминая аромат гнилого мяса. Похоже, дело связано с органической химией… Было связано, поправил себя Генри, увидев большое тёмное пятно на протекающем потолке. Вряд ли производство реабилитируют, раз всё так запущено.

Он прибавил шаг, стремясь избавиться от вони. За дверью тропинка продолжалась аж по трём направлениям. Правая примыкала к грунтовой дороге, где урчал мотором зелёный «субару». Левая сторона углублялась в лес. Видя вязкую, почти осязаемую темноту между деревьями, Генри не горел желанием туда идти. Ещё одна, самая широкая тропинка вела вперёд через железную калитку. Там была площадка, где колыхались слабые разрознённые огоньки, но сумрак мешал увидеть чётко, что там находится.

Генри заинтересовали машина и перспективы, которые сулила проезжая часть. Он не мог взять в толк, снится ему всё это или он на самом деле перенёсся чёрт знает куда. Но его радовало, что тут есть куда податься в крайнем случае – не то что закрытая коробка подземки…

Дверца машины со стороны водителя была открыта. Внутри никого не было. Генри увидел какие-то листочки, разбросанные по всему салону. Создавалось впечатление, что водитель куда-то страшно спешил и даже не припарковал машину как следует. Генри поднял один из листов, выпавший из салона и лежащий на земле. Мутная чёрно-белая ксерокопия какой-то книги. В парафиновом свете фар Генри прочитал:

Изначально у людей ничего не было. Тела их болели, а сердца не хранили ничего, кроме ненависти. Они без конца воевали между собой, но смерть не настигала их. Люди отчаялись, и казалось, что они погрязли в вечном болоте. Но нашёлся однажды мужчина, который преподнёс солнцу в дар змея и помолился о спасении. И нашлась женщина, что преподнесла солнцу животворящий тростник и попросила радости. Испытав жалость к печали, накрывшей землю, Бог был рождён от этих людей…

Дальше Генри не стал читать. Если написанное не шутка, то либо бред сивой кобылы, либо владелец «субару» – очередной сектант, коих немерено по Богом забытым уголкам Америки. Не то чтобы Генри особо трепетно относился к религии – он причислял себя к католикам, хоть и не заглядывал в церковь с детства. Но он здраво полагал, что перегибание палки в любом деле ни к чему хорошему не ведёт.

Генри начал спускаться по пологому склону, где трава достигала до колен. Подойдя к калитке, он увидел, что источниками света на площадке выступают свечи: внушительное количество, поставленное на деревянную стойку. Свечей точно было больше ста, и каждая из них заставляла соседей отбрасывать длинную подёргивающуюся тень.

Ещё на площадке был человек. Он сидел на сером булыжнике, как гипнотизированный наблюдая за пляской мини-факелов. Таунсенд видел его косо со спины, так что взору попал только чисто выбритый затылок с пучком волос на макушке (Генри сразу вспомнил повальное увлечение панк-культурой в восьмидесятые, когда он только начал ходить в школу). Он зашаркал ботинками по траве, давая знать о себе. Не оборачиваясь и вообще ничем не изменив умиротворённую позу, человек