пузырь, который образовался на потолке. Без малого семи футов в ширину, и внутри плещется гнилая жижа с чёрными вкраплениями. Пузырь напоминал большой незрячий глаз. Генри с ужасом ждал, когда он лопнет и содержимое вывалится зловонным дождём, но обошлось без этого. Лишь отойдя на десяток футов, он вздохнул с облегчением. Айлин не заметила пузырь, погрузившись в чужие нездоровые грёзы.

А вот выстрелы были. Тихие и далёкие, будто за пару миль – но, учитывая перемену масштаба, Генри полагал, что они прогремели на первом этаже. Сначала один, потом второй. Не хотелось думать о том, что там происходило. В любом случае, придётся им скоро узнать, раз они направляются в квартиру Фрэнка.

Наконец, они добрались до двери на лестничную площадку. Генри открыл её с опаской: в прошлый раз, отворив эту дверь, он впервые столкнулся с человеком в синем плаще, и его назойливо преследовало ощущение, что Уолтер по-прежнему восседает на кровавых ступеньках. Но площадка была пуста. Вместо перил возникла перегородка из колючей проволоки. Красная зараза размножилась, захватив каждый дюйм площадки. Даже лампа на потолке обрела невыносимый алый оттенок. В этом освещении Генри не сразу понял, что такое он видит под потолком. Сначала показалось, что это повешенный человек, подобный тем, что они видели на спиральной лестнице. Но топорные черты довольно быстро дали понять, что на чёрных ниточках свисает не живое существо, а большая кукла – что-то вроде манекена.

Что за чертовщина?..

Лицо было закрыто маской с длинным изогнутым носом. Вся поверхность манекена липко блестела. Генри посмотрел на Айлин, но она не отреагировала. Лишь подёргивались уголки губ.

Прежде чем начать спуск, Генри подошёл к краю и взглянул вниз. Так и есть – весь первый этаж полыхает красным, как ягодная поляна. На полу валялась пара жёлтых псин, так знакомых Генри. Собаки явно не спали: они были мертвы. Но у него всё равно забилось сердце. Раз есть дохлые твари, то где-то рядом бродят живые.

Он дал руку Айлин, и она машинально сделала встречное движение. Ладонь жгла холодом. Генри встревожился: неужели температура человеческого тела может так упасть? Он взглянул на побелевшую кисть девушки, где угрожающе выступила чёрная сетка вен. А сверху – алые полосы. Страшно. Генри вдруг испугался, что Айлин умирает. Он пошёл вниз, держа её за руку. Айлин покорно шла следом. Наверное, так же спокойно она шагнула бы за ним в пропасть.

На втором Генри уразумел, что убило тех собак, которые лежали на боку на первом этаже. Их было отчётливо видно отсюда: распухшие животы и вывалившиеся языки, к которым прилипло мясо, выдранное со стен. Вот что стало их убийцей. То, что росло на стенах, было ядовито. Собаки поплатились за свою жадность. Большой жалости к ним Генри не испытал.

Первый этаж. Ботинок тут же утоп во влажной мягкой тине, которая чавкала на каждом шагу. Генри постоял у двери, прислушался к звукам выстрела, но этаж оставался тихим. Никого. Он поймал себя на том, что забыл, с какой целью они пришли сюда. Ах да – искать пуповину в квартире управляющего. Бред какой-то. Теперь, когда цель стала близка, на Генри нашли сомнения. Неужели на третьем этаже они с Айлин всерьёз верили, что их предприятие увенчается успехом? Многого ли стоит случайная оговорка Сандерленда?.. Ну ладно – положим, он действительно хранит дома какую-то пуповину, хотя уже это отдаёт шизофренией. Но каковы шансы, что это именно пуповина Уолтера Салливана, подкидыша из квартиры 302? Каковы шансы, что на кошмарной «обратной стороне» квартира Фрэнка останется прежней, и они смогут найти эту пуповину? Какова, наконец, вероятность, что они правильно поняли хвалёный Багровый Том – и даже если найдут пуповину, из этого что-то выйдет?

Генри скорее для приличия бросил взгляд на дверь выхода. Как и ожидалось, железо намертво впилось в подрагивающий красный слой, и двери как таковой больше не существовало. Окна забило мясом, и они зияли свежим нарывом. Запах из солёного превратился в почти сладкий. Генри с трудом прошествовал поперёк холла: ботинки нещадно увязали в мясной жиже. Айлин шла следом, неуклюже выдергивая ноги. На высоте двадцати футов над ними покачивался длинноносый манекен, отбрасывающий тень на почтовые ящики внизу.

Альбом, лежащий на полу под ящиками, как ни странно, заметила Айлин. Генри думал, что она не отреагирует, даже если лампа сорвётся с потолка и шмякнется о пол; тем не менее, когда до двери в коридор осталось три шага, он почувствовал, что она отстала. Обернувшись, Генри увидел спутницу возле почтовых ящиков, нагибающуюся за прямоугольным предметом на полу. Рядом с её ногами оскалилась в последней ухмылке собака с языком-жалом. Того и гляди тяпнет за щиколотку… Генри сделал инстинктивное движение в её сторону:

– Айлин…

– Смотри, – она продемонстрировала ему синюю обложку альбома с улыбчивым месяцем. – Это его…

Генри подошёл к ней. Мёртвая собака не двигалась. Айлин тем временем рассматривала рисунки в альбоме, бережно перелистывая страницы. У Генри закарябры особого восторга не вызвали. Умилительное, конечно, зрелище – детские рисунки, где люди различаются с трудом в нагромождении овалов и линий, но не самое интересное. Тем более если художественных способностей у отпрыска кот наплакал. Тем более если ты знаешь, что ребёнок, повзрослев, начнёт резать людей, как свиней… Он отвёл глаза от рисунков и оттолкнул ботинком дохлую псину подальше. Так, на всякий случай.

– Ужасно, – сказала Айлин дрожащим голосом. Генри чуть кивнул в ответ, имея в виду рисунок. Весьма символический человек со ртом, разинутым в широком крике, с волосами- проволоками. Голова была старательно зачёркнута толстым карандашом. Ужасно – не то слово.

Но Айлин говорила о другом:

– Бедный мальчик… Как они могли его так бросить?

В её глазах стояли слёзы. На этот раз в зрачках не было тумана, и стальной цвет не выглядывал из-за тёмной зелени радужки. У Генри упало сердце.

– Айлин… – что он хотел сказать? И почему не сказал, а закусил губу, глядя на завершающий рисунок – с чёрным солнцем, чёрными деревьями и тремя чёрными людьми, которые взялись за руки в центре картины?

– Они бросили его, как только он родился… – Айлин закрыла альбом. Генри успел заметить, что последняя страница из альбома вырвана, обрывки белой бумаги торчали из переплёта. – Бедный ребёнок. Неудивительно, что он поверил, что его мать – эта квартира…

Она прижала альбом к груди, к изорванному платью, как самое дорогое сокровище. Так дети свои оберегают бесценные игрушки.

– Подумай, Генри, – она посмотрела на него, – может быть, для него это того стоило? Все те убийства… чтобы разбудить маму. Может, он считал…

После короткой паузы, решительно и в то же время так тихо, что не слышно:

– Мне его жаль.

Генри обрёл дар речи:

– Айлин, о чём ты говоришь?

– О мальчике, – взгляд вновь на зелёном альбоме. – Не знаю, что со мной… Но я его так понимаю…

Это из-за Уолтера, подумал Генри, и мысль стала для него спасительной соломинкой. Айлин не стала бы говорить такие вещи. Она не в себе. Джозеф говорил – он будет стараться её заполучить…

– Может, потому он нас и выбрал? – спросила Айлин. Багрянец на её лбу всколыхнулся. – Просто потому, что мы на него похожи. Извини, что я это у тебя спрашиваю, Генри, но где твои родители сейчас?

Вот этого Генри ожидал меньше всего. Если было такое понятие – «удар ниже пояса», то это был тот самый случай. У него аж перехватило дыхание:

– Что?