— Старший сержант Акудинов говаривал, что вроде бы он из шахтеров. Так ты его. Может, хоть посоветует что.

— Понял. Не паникуй. У баррикады стоять только в противогазах.

— Он тут у нас один на всех.

— Впредь будете знать, как военное имущество растранжиривать, — шутя отчитал его капитан. — А вообще я тебе должен сказать, что немцы нас отсюда и через месяц не выковыряют. Вон, повар говорит — мешок крупы остался. И штук семьдесят консервов. Ты свои припасы тоже прихвати. Все.

Беркут решительно положил трубку и помассажировал виски. Поспать бы. Он тоже становился похожим на лунатика.

— Радист, быстро к лейтенанту. Кудинова сюда. Будете вдвоем пробиваться навстречу старшине Кобзачу. Нужно спасать ребят. Рацию на прием. Я подежурю.

— Лучше включите через полчаса. Надо беречь батареи.

— Понял, радист. Справлюсь.

Однако не успел он присесть на принесенный кем-то из хутора самодельный стул — трон радиста, как в той стороне, куда ушел Мальчевский, раздались автоматные очереди, и один за другим последовали взрывы гранат. Растыкав в карманы ватника лимонки — боезапас Коржнякова, Беркут бросился на помощь сержанту.

Оступаясь на присыпанных гравием рельсах, путаясь в обрывках троса, он продвигался, стараясь держаться поближе к стенке, ориентируясь при этом по едва приметным струйкам дневного света, которые туманно высвечивали изгиб штольни. Едва успев пригнуться, чтобы не попасть под рой пуль, он переметнулся к противоположной стене и окликнул Мальчевского.

— Здесь я, капитан! — хрипло отозвался Сергей. — Прогрызлись, мыши кладбищенские! Гранаты у вас есть?

— Есть! — ответил Андрей, уже оказавшись под защитой завала. — Много их там?

— С десяток было. Трое вон отбрыкались. Остальные где-то за изгибом, в боковую выработку нырнули. Две фанаты пульнули, ящеры мариупольские. Хорошо, хоть не сумели перебросить их через завал.

Едва он успел произнести это, как о гребень баррикады, как раз в той части, где, пригнувшись, стоял Беркут, ударилась третья граната. Срикошетив о потолок, осколки веером легли в метре от капитана, а Мальчевский прорычал от боли.

— Ранен?!

— Кажется, да. Боль в предплечье.

— Потерпи, потом перевяжу.

— Воюй, капитан, пока что терпимо. Осколок только ватник прожег, однако до телес не дотянулся, мимо прошел.

На ощупь вскарабкавшись на завал, Беркут всмотрелся в едва освещаемый отблесками дневного света квадрат штольни, по черной метке на серой стене определил, где начинается выработка, и слева направо, как бы из-за плеча, за изгиб, метнул в нее лимонку При этом четко различил, что взрывов последовало два: очевидно, в руке одного из засевших там немцев взорвалась граната, приготовленная им для броска.

— Выходите! Сдавайтесь! — по-немецки крикнул капитан, когда взрыв и последовавшие за ними вопли затихли. — Считаю до пяти! Если не выйдете, швыряю еще одну гранату!

— Не надо гранату, — жалобным, почти детским голоском отозвался наконец кто-то. — Я ранен в руку! Не стреляйте! Сдаюсь!

— Ты один?! — спросил Беркут по-немецки.

— Двое нас тут!

— Второй тоже ранен? — спросил капитан.

— Нет!

— Фонарик у вас есть?

— Есть!

— Соберите оружие и боеприпасы и принесите их сюда. После этого можете уходить к своим. Слово офицера.

Минуты две прошло в томительном ожидании.

— Как вы попали сюда? — спросил Беркут, когда тот, нераненый, оказавшийся ефрейтором, подсвечивая себе фонариком, забросил на невысокую баррикаду целую вязку автоматов.

— Там есть щель. Недалеко от взорванного входа. Мы не виноваты, господин офицер. Видит Бог, нам приказали.

— Помилуйте нас, — все тем же жалостливым голоском взмолился раненый, положив на камни принесенные в одной руке два магазина к «шмайссеру».

Вид у этого вояки действительно был мальчишеский. И шинель какая-то кавалерийская, почти до пола.

— Стой здесь, — приказал ему капитан. — Пусть носит ефрейтор. Потом он тебя перевяжет.

— Там еще остался пулемет.

— Услужливый же ты, как евнух царя персидского, — проворчал Мальчевский, превозмогая боль в руке. Беркут даже не заметил, как сержант оказался по ту сторону завала. — Иди, показывай свой пулемет, может, он и торга конокрадного не стоит.

Сергей пошел вместе с ефрейтором, и вскоре вернулся с ручным пулеметом и двумя найденными у убитого гранатами.

— Сами-то все выложили, фрицы потсдамские? — только теперь вдруг засомневался он, и, присвечивая себе отобранным у ефрейтора фонариком, обыскал сначала его, а затем — раненого.

— Теперь топайте, показывайте, через какую нору пролезли, коросты окопные, — прикрикнул на них, убедившись, что, кроме зажигалок и сигарет, которые тотчас же конфисковал, в карманах у немцев ничего больше не обнаружилось.

— Точно ведите, показывайте выход, — согласился с идеей Мальчевского капитан, переводя ее на немецкий.

Молча повиновавшись, немцы привели их к развилке. В конце одной штольни был тот, взорванный, ход, в конце другой, как утверждал ефрейтор, находился лаз, по которому они пробрались в подземелье. Как только достигли его, услышали приглушенные голоса.

— Пикните хоть слово лишнее — смерть, — предупредил Беркут пленных.

— Мы ведь хотим жить, — проворчал ефрейтор.

— Эй, кто там?! — громко крикнул капитан тем, что топтались где-то за поворотом.

— Это я, фельдфебель Франце. Со мной шестеро. Нас послали на помощь! Что, русские ушли отсюда?

— Они далеко, за завалом. Мы забросали их гранатами.

— Это правда, их нет! — подтвердил ефрейтор, получив от капитана подбадривающий толчок автоматного ствола. — Мы возвращаемся!

— Это ты, Гартман?! — опознал его по голосу кто-то из группы фельдфебеля. — Железный крест тебе обеспечен!

— Нет-нет! — вдруг заорал раненый, и, отбив здоровой рукой автомат Беркута, бросился туда, где за поворотом вспыхнуло сразу несколько лучей фонариков. — Не верьте ему, здесь русские! Полно русских!

Андрей так и не понял, рванулся ли вслед за Гартманом второй немец, или нет, но судьба его солдатская была решена. Скосив ефрейтора короткой очередью, он, тотчас же выхватил гранату и, выдернув чеку, метнул ее за угол штольни, вслед убегающему раненому. Тем временем сержант метнулся к