невозможно.

А теперь все пропало, и я во всем виновата! Проспала и лишила вампира последнего шанса на спасение. А главное — навсегда лишила себя покоя. Смогу ли я теперь вообще общаться с Себастьяном, зная, что он, пускай и во имя добра, сделал с Бехметовым?

Тут до моего слуха донеслось какое-то позвякивание. Звук шел из того угла просторной комнаты, который представлял собой кухонную часть квартиры — с плитой, мойкой, высоким столом и шкафчиками для посуды и продуктов. Оглянувшись, я увидела открытый холодильник и чью-то спину — явно мужскую. На мгновение еще показалось, что это Себастьян, что поездка к Бехметову не состоялась и, значит, все хорошо и замечательно. Однако спина распрямилась, мелькнули светлые пряди в коротких волосах, дверь холодильника закрылась и ко мне повернулся Федор. А значит, все мои надежды были напрасны.

— Доброе утро! — сказал Федор. — Глазунью будешь?

Вместо ответа я машинально кивнула головой, хотя утро мне добрым не казалось, а есть совершенно не хотелось.

— Себастьян с Даниелем еще не вернулись? — тусклым голосом задала я единственный интересующий меня вопрос.

Федор покачал головой, ставя сковородку на огонь.

— Нет еще. Да ты не волнуйся, с ними все будет в порядке.

— А за них я и не волнуюсь, — делая выразительное ударение на словах «за них», ответила я.

— Понятно, — усмехнувшись, отозвался Федор и бросил на сковороду большой кусок сливочного масла.

— Что тебе понятно? — не слишком вежливо поинтересовалась я, почему-то уязвленная его усмешкой.

— Сострадание к вампиру. Обычные чувства для человека, который никогда не сталкивался с необходимостью защищать других.

— А что, убийство — единственный способ защиты? — Я смотрела на своего спасителя весьма недружелюбно и ничего не могла с собой поделать.

— Иногда — да, — ответил тот, раскалывая ножом скорлупу яйца. — Если, например, ты живешь в доме на краю леса, а из леса вышел медведь-людоед и угрожает тебе, а главное — твоим близким, тебе надо взять ружье и убить его, несмотря на все теплые чувства к живой природе.

— Но мы живем не на краю леса?

Федор повернулся ко мне и сказал без улыбки:

— В некотором смысле — мы живем на краю мира. И если ты полагаешь, что этому миру ничто не угрожает по-настоящему и все пришельцы с той стороны — не более чем милые персонажи из передачи «В гостях у сказки», ты сильно заблуждаешься.

Звучало это весьма убедительно, но меня ни капельки не успокоило. Я тоскливо вздохнула и скривила рот. Яичница на сковородке громко стрельнула маслом.

— И, — продолжал Федор, открывая по очереди дверцы шкафов и заглядывая внутрь, — я могу тебя несколько утешить. Конечно, ты видела вампиров, которые выглядят, как живые люди, если не принимать в расчет их тень. И, конечно, ты относишься к ним, как к живым людям — не совсем обычным, но все-таки людям. Но они-то не люди!

— Да, это я поняла, — насмешливо ответила я. — Они — вампиры.

— Они — живые мертвецы, если хочешь знать. Человек не может жить дольше положенного природой срока. Человек не пьет кровь себе подобных. Человек не способен на то, на что способны вампиры. Вампир — это тот, кто, попав в зазор между жизнью и смертью, остается среди живых, чтобы сеять среди них гибель. Поэтому Себастьян и Даниель не совершают убийства. Они возвращают мертвеца туда, где ему положено быть, — в могилу.

— Все это слишком мудрено для меня, — недовольно отозвалась я и хмуро посмотрела на кольцо. Оно светилось ровным, спокойным светом. Честно говоря, в эту минуту я отчаянно жалела, что когда-то приобрела его и ввязалась в эту дурацкую битву между добром и злом. Конечно, ради того, чтобы находиться рядом с Себастьяном, я согласна даже принять участие в футбольном матче, причем в роли мяча. Но мысль о том, что миссия ангелов на земле включает в себя собственноручное уничтожение вампиров, была мне все же не слишком приятна.

Когда Федор положил в плетеную корзинку нарезанный хлеб, я вдруг спохватилась.

— Послушай, а как ты себя чувствуешь? Я тут сижу сложа руки, а ты, раненый, все делаешь…

Федор молча закатал рукав рубашки и показал плечо. Я невольно ахнула. На месте вчерашней раны остался только нежно-розовый рубец.

— Но это не значит, что мне не надо беречься от пуль, — улыбнулся Федор, глядя на мое восхищенное лицо. — Потому что даже ангелы не смогут спасти тебя от смерти. А вот яичница может! Но, правда, только от одной смерти — от голодной. Так что присоединяйся. Спасение голодающих — дело рук самих голодающих.

— Я забыла поблагодарить тебя за вчерашнее, — сказала я, взбираясь на высокий табурет и придвигая к себе тарелку с белым пористым полумесяцем с двумя желтыми совиными глазами и тонкой коричневой бахромой по краю. Ангел он или страж, этот Федор, а яичница у него, между прочим, подгорела.

— Ой, только не сейчас, — откликнулся мой спаситель. — Разговоры о возвышенном портят аппетит. Считай, что уже поблагодарила, а я тебе ответил: «Что ты, что ты, не за что!» И давай забудем об этом.

Но отвязаться от такой настырной девицы, как я, не так-то просто. Вообще, я предупреждаю всех заранее — если есть намерение насладиться приятным ужином в спокойной обстановке, то это не со мной. Сотрапезник либо подавится от смеха, либо обольется красным вином (напоминаю, что оно не отстирывается, и даже пятновыводитель, который я могу одолжить, не всегда помогает), либо ему придется лезть вместе со мной под стол и собирать с ковра невероятно жирный рис с кусками мяса (история из жизни). А еще он может лишиться какой-нибудь детали своего столового сервиза, потому что при разговоре я весьма оживленно машу руками, не говоря уж о том, что ему так и не удастся почувствовать вкус поглощаемой пищи, потому что я назойливо буду приставать с вопросами и не успокоюсь до тех пор, пока не получу подробнейший ответ. Бедняга Федор просто не знал, с кем связался.

— Федя, скажи, а чем страж отличается от ангела? — спросила я, забыв о содержимом своей тарелки. — И как ты узнал, что ты страж? Тебе об этом кто-нибудь сказал? И если да, то кто это был? И ты ему поверил, не подумал, что тебя просто обманывают?

Ошеломленный лавиной моих вопросов, Федор запихнул в рот сразу половину своей порции и жестом показал мне, что не может ответить, пока не прожует. И сделал попытку знаками намекнуть мне, что у меня тоже есть, чем занять свои челюсти. Но я не обратила на его намеки внимания.

Отвертеться было невозможно, и Федя, вздохнув, сказал:

— Ангелы на землю попадают не так уж часто, как кажется. А стражи живут среди людей, и их много. Почти все они знают, кто они, потому что все имеют необычные способности и сверхъестественные таланты. Да к тому же кто-то один из родителей, тоже страж, в свое время говорит своему ребенку, в чем его особенность, отличие от других людей. А еще — с самого детства на нас идет охота…

— Какая охота? — покрываясь мурашками, спросила я.

— Ну, разумеется, не с ружьями, — улыбнулся Федор. — Все дело в том, что стражи — люди, хотя каждый из нас и наделен особым даром. Поэтому, как и за всякого человека, за нас борются светлые и темные силы, но эта борьба еще ожесточеннее, чем битва за человека.

— Нет, подожди, это все общие слова, а я хочу знать про тебя… — упорствовала я.

Федя поджал губы и округлил глаза. Уж не знаю, научилась ли я сама под влиянием тесного общения с Себастьяном заглядывать в чужие мысли или лицо моего собеседника было настолько выразительным, но слова «лучше бы я ее не спасал!», хоть и остались не высказанными, буквально повисли в воздухе и читались так же легко, как первомайский транспарант.

К счастью для бедной жертвы моего неутолимого любопытства, у меня за спиной раздался звук открываемой двери. Я стремительно развернулась на табурете, а в следующую секунду, слетев с него, уже подбегала к двери, в которую входили Себастьян и Даниель с суровыми, как на старых иконах, лицами.

— Ушел, — отвечая на мой невысказанный вопрос, хмуро сообщил Себастьян. И, бросив косой взгляд на