вам парочку-тройку картин с библейскими сюжетами?

На что Сева, округлив глаза от якобы охватившего его треволнения, ответил:

– О подобном предложении с вашей стороны я и не мечтал!

– Тогда прошу в мой кабинет.

То, что предстало взору Всеволода Аркадьевича, и впрямь могло вызвать необычайное волнение. В кабинете собирателя древностей висели семь или восемь (Сева не считал) картин, от которых прямо веяло древностью и большими деньгами.

Долгоруков не очень разбирался в живописи, но успел изучить работы Тициана по каталогу, который ему достал Ленчик. Так что «Портрет Карла» и «Ассунту» он узрел сразу.

Разумеется, он мог отличить достойную работу от ремесленной поделки, а кисть древнего западноевропейского мастера – от манеры современного письма. Но где Рембрандт, а где Мурильо – вот здесь он мог и ошибиться. Посему надлежало играть роль недалекого и просто восхищенного шедеврами живописи эстета и начинающего коллекционера, по возможности не углубляясь в дебри разных голландских и венецианских школ с их художественными и жанровыми направлениями.

– Восхитительно, не правда ли? – посмотрел на гостя Андрей Федорович.

– Да, – искренне согласился Долгоруков.

– И все, или почти все я готов отдать городу, – с тихой печалью произнес Лихачев. – Но у них, видите ли, нет подходящего здания. А у меня нет денег, чтобы такое здание купить, – добавил он с горечью.

– Вы хотите отдать все это, – Сева обвел взглядом картины, – городу? Нет, я, конечно, понимаю благородство вашего намерения и преклоняюсь перед таким желанием, но – зачем? Разве простой обыватель в силах оценить всю красоту этих полотен? И разве вам… не жалко? Мне лично, – ничуть не смущаясь, добавил Всеволод Аркадьевич, – было бы жалко.

– Я не хочу уподобляться Скупому Рыцарю или Кощею Бессмертному и чахнуть над сокровищами, в одиночестве созерцая их и благоговея перед ними. К тому же, – здесь Андрей Федорович сделал небольшую паузу, – состояние моего здоровья не позволяет мне надеяться на долгое пребывание в мире сем. Нет, – Лихачев жестом остановил готовые вот-вот вырваться слова Долгорукова о том, что он надеется, что Андрей Федорович еще долго будет жить в здравии и счастии, – я говорю это без всякого кокетства или преувеличения. Я просто констатирую факт. Мне и правда осталось недолго пребывать на этом свете[2]. Поэтому, покуда я жив, я бы хотел устроить свои коллекции наилучшим и желаемым для меня образом. То есть учредить общеобразовательный публичный музей по части изящных искусств[3], чтоб жители города и все приезжие могли приобщаться к великому и прекрасному.

Последние слова были сказаны со слезой в голосе.

– Похвально, – только и мог ответить Сева.

– А потом, что-то я намерен все же оставить в семье, – словно мысля вслух, произнес Андрей Федорович. – К примеру, вот, «Мадонну с Младенцем», – Лихачев указал изнеженной рукой с бледными пальцами на картину Пулиго. – Возможно, одного из Тицианов…

– А что, много денег нужно, чтобы приобрести дом для музея? – как бы мимоходом спросил Долгоруков.

– Сто восемьдесят тысяч, – просто ответил собиратель древностей.

– Вот так вот четко и конкретно? – поднял удивленно брови Всеволод Аркадьевич.

– Просто столько стоит дом Александрова на Большой Красной, – ответил Лихачев. – Такой… Двухэтажный. Он весьма подходит для устройства в нем общедоступного музея. Знаете его?

– Знаю, – немного подумав, сказал Долгоруков. – Действительно, хороший дом.

– Хороший, – кивнул Андрей Федорович. – Только денег таких у меня не имеется.

– Так вы продайте что-нибудь из своей коллекции, вот деньги и появятся, – осторожно произнес Сева.

– Продать? – иронически посмотрел на Долгорукова Андрей Федорович. – И вы туда же? Продать? Да что же продать? И кому? Дорогой Всеволод Аркадьевич, да кто в нашем городе сможет выложить такие деньги за произведение искусства?!

– Ну, я не сказал, что вам нужно продать что-либо из вашей коллекции кому-нибудь из жителей нашего города, – ничуть не смутился Сева. – Есть ведь и в иных городах Российской империи настоящие ценители искусства.

– Да? – опять с некоторой иронией посмотрел в глаза Долгорукова Андрей Федорович. – Это в каких же?

– Скажем, в обеих столицах, – не очень уверенно произнес Сева.

– И вы предлагаете мне туда съездить?

– Совершенно не обязательно. Можно и пригласить их к себе, – как-то слишком уверенно заявил Всеволод Аркадьевич, чем вызвал на лице собирателя древностей невеселую улыбку.

– И кого же вы предлагаете пригласить сюда? – спросил Андрей Федорович.

– Ну, скажем, великого князя Михаила Николаевича, – теперь уже осторожно произнес Долгоруков.

– Это… председателя Государственного Совета? – широко раскрыл глаза Лихачев.

– Именно, – подтвердил Сева. – А возможно, приглашения и не понадобится. И Его Высочество великий князь сам к вам пожалует.

После этих слов возникла пауза. Мадонна на картине Доменико Пулиго, держащая на руках Младенца, раздумчиво-удивленно смотрела прямо в глаза Лихачева и одновременно пыталась поймать взгляд Долгорукова. Младенец вообще отвернулся, всем своим недоверчивым видом показывая, что абсолютно не верит в приезд великого князя.

– Прошу прощения, что вы сказали? – первым нарушил молчание собиратель старины.

– Я сказал, что, возможно, Его Императорское Высочество великий князь Михаил Николаевич сам изволит посетить ваш дом с целью приобретения одной из картин вашей коллекции, – с легкой улыбкой произнес Всеволод Аркадьевич. – В частности, Тициана. Ведь вы, насколько я понял, собираетесь оставить в семье только одну картину этого великого мастера?

– Ну… да.

– А какую? – быстро спросил Сева.

– Скорее всего «Ассунту», – ответил Андрей Федорович. – Она очень нравится моей жене.

– Значит, портрет Карла Пятого вы можете продать?

Лихачев недоверчиво посмотрел на гостя:

– Но с какой стати председатель Государственного Совета приедет ко мне?

– Я уже сказал: торговать Тициана, – мягко улыбнулся Долгоруков.

– Я все равно не понимаю…

– Да все очень просто. О Научно-промышленной выставке в Екатеринбурге вы, конечно, слышали?

– Слышал, – ответил Лихачев.

– И знаете, что Его Высочество избран почетным президентом выставки и приедет на ее открытие?

– Предположим.

– Так вот, – продолжил Долгоруков. – В планы великого князя Михаила Николаевича входит посещение нашего города. Скорее всего это произойдет на обратном пути с выставки. По крайней мере, в городе уже вовсю начата подготовка к визиту Его Высочества.

– Но с какой стати великий князь будет меня посещать? – посмотрел на собеседника собиратель древностей.

– Чтобы осмотреть ваши коллекции, – ответил Долгоруков. – Но главным образом для того, чтобы приобрести у вас «Карла Пятого».

– Но как…

– Видите ли, – мягко промолвил Сева. – Я немного знаком с Ее Высочеством великой княгиней Ольгой Федоровной, супругой великого князя, – легко соврал он. – Несколько лет назад, когда я еще проживал в столицах, меня представила ей одна моя родственница, баронесса Буксвилль, фрейлина Ее Высочества. О, это замечательная женщина! – восхищенно произнес Всеволод Аркадьевич и в подтверждение своих слов закатил глаза под лоб. – Я, конечно, имею в виду великую княгиню Ольгу Федоровну. Она святая. Просто святая подвижница. И очень любит великого князя. А он… Он просто в ней души не чает. Знаете, –