Девушка уже не плакала – привязанная за руки и за ноги к ржавой железной кровати, она безразлично наблюдала за неспешными приготовлениями убийцы. Очнувшись от паров хлороформа, брюнетка сразу поняла, в чьих руках находится, и самое главное – что с ней сделают. Стандартные мольбы о пощаде и обещания заплатить выкуп действия не возымели, да и не могли возыметь: этот человек совсем не заинтересован в деньгах. Черная маска на лице ее не обманула – она являлась данью театральному ритуалу, а вовсе не реальной необходимостью. Кшесинская знала, что умрет. Ее заботили лишь две вещи – чтобы это случилось быстро и главное – безболезненно. По крайней мере, он твердо обещал это ей в перерывах между криками о помощи. Пониженный до шепота голос – приятный и нежный, кажущийся удивительно знакомым… Девушка пытается, но не может вспомнить – кому же принадлежит этот мягкий, бархатистый тон. Похититель не заткнул ей рот, дав вдоволь наплакаться: глаза из-под маски светились тусклым блеском. Он удивительно спокоен. Наверное, так в деревнях мужики заходят в хлев, чтобы зарезать поросенка под Рождество. К чему волноваться? Проблемы ведь у поросенка – пусть он и волнуется.

Она буквально спинным мозгом ощутила, что момент пришел: одновременно с ее мыслью убийца поднялся с пола, положив голубой мелок на подоконник. Так вот почему именно тот поросенок, которого собрались резать, начинается метаться между собратьями, флегматично жующими отруби. Когда смерть приходит именно за тобой, ты всегда чувствуешь ее. Он стоял перед ней, держа в правой руке нож – лезвие из отличной стали, широкая выемка для кровостока. Прикусив губу и вздрагивая, Кшесинская обреченно закрыла глаза. Убийца ласково провел перчаткой по ее лицу от лба до подбородка – будто извиняясь. Затем положил нож на простыню – обе его руки легли на горло девушки, он крепко сжал шею, раздался хруст шейных позвонков. Сняв перчатки, он вышел на кухню, бросил их в раковину с грязной посудой и достал из кухонного шкафа полиэтиленовый мешок. Закрепив его под подбородком еще теплого тела, убийца зашел сзади: наклонив послушную голову влево, взял в ладонь рукоятку ножа – лезвие сверкнуло, проникая глубоко в плоть. Глядя, как дымящийся бальзам наполняет емкость, он терпеливо стоял – ожидая, пока упадет последняя капля. Взяв полный мешок с колышушейся на поверхности красной пеной, он отнес его к холодильнику, занимавшему половину кухонного пространства – в таких на бойнях держат свежее мясо. Для длительного хранения бальзама требуется определенная температура.

Он производил процедуру, как обычно, всего пятнадцать минут. Вскрыв ларец с помощью отточенного лезвия, достал из него сокровища и бережно разложил вокруг. А в самом конце, усердно потрудившись (с детства привык приберегать сладкое напоследок) и забрызгав руки по локоть бальзамом, убийца извлек артефакт – главный источник жизни на Земле. Стоя на коленях перед иссеченным ларцом, он поднял артефакт на окровавленных ладонях. Сохраняя почтение, благоговейно поцеловал, оставив на окровавленной поверхности четкий отпечаток губ. Наслаждаясь первозданной красотой артефакта, он долго не мог оторваться от захватывающего зрелища. Любуясь, убийца осторожно положил сочащуюся кровью массу в нужную выемку среди начерченных мелом голубых линий. К счастью, снаружи сегодня царствует Луна, жаждущая напитать божественный артефакт необходимой ему энергией. Теперь пора погрузиться в медитацию, а после выхода из нее – отвезти ларец с сокровищами в город, вернуться и лечь спать: ему рано вставать на работу. Его лицо отекло от бессонницы, но ничего не поделаешь – когда приходит период процедур, времени ни на что не остается. Отдохнет потом. На пляже.

На полу вспыхнули пять черных свечей. Он сел в позу для медитации и мгновенно, буквально за две минуты, вошел в транс. На этот раз он увидел себя в Лондоне – в одном из грязных, сырых переулков осеннего Ист-Энда. От него, крича, убегала женщина, а он гнался за ней, и крылатка на плечах величаво развевалась при мертвенно-бледном свете Луны. Без особых усилий он догнал ее, оглушил ударом, сомкнул руки на горле. Едва дождавшись, пока женщина утратит жизненные силы, он нетерпеливо вскрыл ее ларец. В центр головы ударили белые, отлично видимые лучи энергии, исходившие из ларца, сотрясая невиданными ощущениями, заставляя подавлять вопль удовольствия. Жилы наполнились бурлящим огнем, мозг опутали щупальца, запускавшие свои отростки во все главные центры наслаждения. Никто не знал, что дают ларцы. Это был его секрет.

Он увидел газеты, напечатанные на дешевой бумаге, с аршинными заголовками: «ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ НАНОСИТ УДАР СНОВА». Конечно, посылка в Скотланд-Ярд лишнего, ненужного ему артефакта, сопровождаемого письмом с кучей грамматических ошибок, была глупым хвастовством, излишком мальчишества – что не пристало такому умному и серьезному человеку, как он. Дескать, поймайте меня, если сможете, тупоголовые кретины. Впоследствии он устыдился – не следует так откровенно работать на жадную до сенсаций публику. Настоящий мастер никогда не покажет своего истинного лица. Но был и жирный плюс – письмо, отправленное в полицию, стало настоящей пиар-компанией, превратившей имя монстра Ист-Энда в торговый бренд. Если бы он мог его зарегистрировать, то давно бы стал богаче Билла Гейтса: один фильм «Из Ада» с Джонни Деппом дал бы ему пять лет отдыха на Мальдивах. Миллион исследователей, режиссеров, историков и профессоров разной степени учености в разное время пытались выяснить – кто же на самом деле таинственный Джек Потрошитель?

Однако никто из них не угадал.

Именно тогда он придумал, что должен выглядеть именно ТАК, и за прошедшие десятилетия его имидж укрепился, сделавшись каноническим, превратившись в незыблемую классику жанра. Можно сказать, он стал своим собственным стилистом, оттачивая до мелочей демонический образ. В этом мифическом антураже, весьма далеком от реального, он обязан был предстать перед жаждущей андреналина публикой – зловещая фигура в полумраке лондонских улиц с окровавленным ножом в руке. Надо признать – у него отлично получилось. Многие версии оскорбляли его артистическую натуру. Скандальные журналисты писали: он убивал проституток, потому что был психом, больным сифилисом. Какими низменными вещами люди порой пытаются объяснить вещи, неподвластные их разуму! В последующие годы у него появилось сто тысяч подражателей – разумеется, их всех поймали, этих никчемных любителей, убивавших бедных женщин ради своей низменной похоти. Их действия помогали ему, как сейчас: он всегда мог замаскироваться под кого-нибудь из целой армии низкопробных клонов. Нет, дорогие мои, он вскрывал те ларцы в Лондоне вовсе не из-за сифилиса.

Его настоящая цель была совершенно другой.

Пламя сомкнулось в мозгу новой ревущей волной, обдав жаром: непроизвольно вскрикнув, он открыл глаза. Посмотрел на часы – да, уже довольно поздно, улицы пустые, городовые мерзнут на перекрестках, не обращая внимания на машины. К тому же они ищут желтую тачку извозчика, а он ее уже перекрасил (табличка с шашечками покоится в багажнике). Полицейские толпами рыщут по глухим переулкам Москвы. Ждут, что он вытащит им под нос ларец и разложит вокруг него сокровища? Напрасно. Он же гений и любит рисковать. Сегодня он раскроет ларец в двух шагах от Кремля и может ставить на спор собственную голову: его никто не заметит. Он умеет сливаться с собственной тенью. Убийца вытер слюну, выступившую в уголке рта. Голова кружилась, покалывало в висках – ему еще вести машину – хорошо бы принять таблетку. Одевшись и отмыв в раковине перчатки, он бросил аспирин в стакан с водой, услышав шипение. Интересная вещь. В его времена не то что растворимых лекарств, и аспирина-то не было. Застегнувшись на все пуговицы (на улице свистел ветер), он подошел к распростертой на кровати девушке – темные пряди слипшихся от крови волос безжизненно свисали с подушки, глаза закрыты, побагровевший язык прикушен. На живот было лучше не глядеть.

Перебросив тело в мешке через плечо, он вышел на улицу, направляясь к гаражу. Интересно, увлекшись игрой в Потрошителя, полицейские не ведают о его другой, истинной ипостаси – она тоже иногда встречалась в фильмах ужасов, но значительно реже. И если лондонского маньяка узнавали все – от