М. Г. Турковой-ВизиГорели тускло фонари,Туман клубил свои волокна,Холодный вечер затворилИ плотно занавесил окна.Снижалась, тяжелела мглаИ, побелев, не мягким паром,А хрупким инеем леглаПо мостовым и тротуарам.Ночь в ноябре, зимы канун,Тоска бессилья, напряженьеУже немых осенних струн,Прощание без примиренья…Эскиз с натуры? – Нет, вокругБыл яркий май, пора цветенья,Но пред поэтом встало вдругНоябрьской полночи виденье.Вокруг струились свет, тепло,Листва блестела молодая,Порхали птицы, всё цвело,Но он душой ушел из мая, –Он шел по улицам пустым,Где тускло фонари горели,Где едок был туман, как дым,Где иней выбелил панели…
ДВА СУВЕНИРА
Владимиру СмоленскомуИссохший, легкий, с бронзовою кожей,Он мал и тверд, но это – апельсин.В моем саду он рос и зрел один,На золотое яблочко похожий.Куст был покрыт цветами для невест –Цветами подвенечного убора,Но лишь один дал плод, – другие скороОсыпались, развеялись окрест.Храню его, а он благоуханьеСвое хранит, свой горький аромат;Встряхнешь его – в нем семена стучатИ будят о другом воспоминанье, –И вижу я пасхальное яйцо,Полвека пролежавшее в божницеУ няни, и мелькающие спицыВ ее руках, и доброе лицо.– Со мной им похристосовался Гриша,Мой суженый, – начнет она рассказ,И снова я, уже не в первый раз,О Грише, женихе погибшем, слышу.Война, набор, жених уйдет в походИ никогда к невесте не вернется…Тут няня вдруг вздохнет, и улыбнется,И, взяв яйцо, над ухом мне встряхнет,В сухом яйце постукивает что-то.– Кто в нем живет? – спрошу я, чуть дыша,И няня скажет: – Гришина душа! –И вновь яйцо положит у киота.
