он более-менее помнил — это как они выехали в сторону МинамиХаконэ из клиники Нагао, а дальше все было затянуто пеленой. какие-то темные образы лезли отовсюду, в груди было тесно. Как будто видел сон, полный тревожных намеков, но стоило открыть глаза, как все тут же исчезло, и ничего уже не вспомнить. И все же, Как-то удивительно светло и безоблачно было на душе.
— Алло, вы меня слышите?
— Что? Да-да… — ответил наконец Асакава и переложил трубку в другую руку.
— В одиннадцать — расчетный час!
— Понял вас. Немедленно собираемся и выходим. — Он нарочно подстроился под конторский тон администратора. Было слышно, как из крана на кухне тонкой струйкой льется вода. Наверное, перед сном забыли затянуть вентиль. Асакава повесил трубку.
Глаза Рюдзи, еще минуту назад подглядывавшие за ним, были закрыты. Асакава тронул его за плечо.
Сколько они проспали? Обычно Асакаве удавалось поспать от силы пять-шесть часов, но по теперешнему своему состоянию он понял, что на этот раз провалялся гораздо дольше. Причем спал безмятежно, как младенец, о чем в последние годы вообще мог только мечтать.
— Слышишь, Рюдзи! Ехать уже надо, а то за вторые сутки деньги сдерут.
Асакава потормошил Рюдзи посильнее, но тот не просыпался. Поглядел на обеденный стол: там лежал виниловый пакет — белый, непрозрачный. «Что это там, внутри?» — мелькнуло в голове Асакавы. что-то связанное с тем, что он видел во сне. Кажется, звал Садако по имени… Вытащил ее из влажной холодной земли где-то под полом, и теперь она здесь, вся уместилась в небольшом пластиковом пакете. Вода из крана… Вчера вечером они начисто отмыли ее над раковиной, Рюдзи отмыл. А вода продолжает течь… Это было уже после обещанного срока. И даже сейчас Асакава все еще жив. Смерть уже маячила перед глазами, но отпрянула, позорно бежала, и теперь жизнь сверкает перед глазами всеми своими красками, кажется еще насыщеннее, чем всегда. А череп Садако Ямамуры светит мраморной белизной, как изысканное настольное украшение.
— Эй, Рюдзи! Вставай!
что-то неладно… На душе стало неспокойно. Асакава поднес ухо к груди Рюдзи — хотел удостовериться, бьется ли сердце под его толстой водолазкой, но не успел коснуться ухом его груди, как две здоровенные ручищи сграбастали за шею и припечатали к матрацу. В панике Асакава только и мог, что беспомощно барахтаться.
— Гы-гы-гы, что? Купился! Думал, я мертвый, да?
Рюдзи разжал тиски и заливисто, по ребячьему, загоготал во весь голос. После всего, что произошло, было уже не смешно. Сейчас всего можно ожидать. Даже если бы сейчас там, у стола, стояла Садако, а Рюдзи рвал на себе волосы в смертных судорогах, Асакава так бы и принял все, как есть, за чистую монету. Но он сдержался — все-таки был перед Рюдзи в порядочном долгу.
— Шуточки у тебя дурацкие.
— Ладно, будем считать, что мы квиты. Ты, признаться, вечером меня тоже порядком напугал, — прохохотал Рюдзи, сладко потягиваясь.
— Я? Чем же это?
— Так ты же на дне слетел с катушек, я и думаю: все, петля, помер мужик… Я ж тоже волнуюсь — Как-никак лимит времени то вышел, все — аут!
— …………? — Асакава захлопал глазами.
— Что, не помнишь? Ххе! Беда с тобой, ей богу!
По правде говоря, Асакава не помнил, чтобы сам выбирался из колодца. Только сейчас смутно припоминал, как его, вконец обессилевшего, тащили вверх на веревке. Рюдзи, даже с его мускулами, вряд ли было легко поднять шестьдесят килограмм веса с пятиметровой глубины. Наверное, в таком подвешенном состоянии Асакава чем-то смахивал на каменную статую ЭнноОдзуну, поднимаемую со дна морского. Только Сидзуко в награду за свой подвиг получила ясновидческий дар, а поднявшему Асакаву бедолаге Рюдзи досталась только боль в мышцах.
— Рюдзи, — голос Асакавы зазвучал странно торжественно.
— Чего?
— А ведь я у тебя в долгу.
— Чушь не городи! Слушать противно.
— Но если б не ты, я бы уже… Спасибо тебе.
— Ой, заткнулся бы, а? Рвать тянет. Да и толкуто с твоей благодарности!
— Слушай, ну хоть пошли, пообедаем! Я угощаю.
— Ну, этото по любому!
Рюдзи поднялся резво, но при ходьбе заметно покачивался. Еще бы, с такой слабостью во всем теле даже Рюдзи ноги не слушаются.
Из ресторана «Пасифик Ленда» он позвонил жене в Асикага и передал, что в воскресенье, как и обещал, возьмет машину и приедет за ними с Ёко.
— Ну, как, распутал свое дело? — спросила Сидзука, но Асакава не смог ответить ничего, кроме: «Возможно…». Конечно, сам то он был жив, и естественно предполагал, что проблема решена, но, уже положив трубку, поймал себя на мысли, что в этом деле и сейчас остается гораздо больше неясного. И это не дает покоя. Понятно, что если сам остался в живых, то по-человечески хочется верить, что вопрос закрыт окончательно. Вполне может быть, что и Рюдзи испытывает те же сомнения, поэтому, вернувшись за стол, Асакава первым делом спросил:
— Слушай, а ты и вправду уверен, что все кончено?
Пока Асакава говорил по телефону, Рюдзи успел без остатка умять свой обед.
— Ну, и как твоя… бэйби, рада ли? — он явно не торопился отвечать на вопрос.
— Ага. Нет, серьезно, что думаешь? что-то не дышится легко, правда?
— Сомнения грызут?
— А тебя?
— Ну, в общем… да.
— На предмет?
— На предмет бабкиных слов… «
Стоило убедиться, что Рюдзи терзается теми же вопросами, как Асакава тут же активно занялся самоуспокоением.
— Хм… а что, если старуха обращается к Сидзуко?…
— Быть этого не может. — Отрезал Рюдзи, — на видео запечатлелось увиденное и пережитое Садако Ямамурой, так что бабка обращается именно к ней. К ней и ни к кому другому.
— А может, врут ее предсказания?
— Зато предсказания Садако подтверждаются на все сто.
— Да не могла она родить, физически не могла!
— Неувязочка получается. По всем законам биологии Садако — не женщина, а мужчина, и ребенка родить не может. Вдобавок, до самой смерти девочкой была… Плюс еще…
— Что еще?
— Первый партнер не кто-нибудь, а этот Нагао… последняя жертва оспы в Японии. Странное, однако же, совпадение.
…Говорят, что когда-то, в незапамятные времена Бог и Дьявол, клетка и вирус, мужчина и женщина, свет и тьма были одним, безраздельным, и не знали противоречий.
Асакаву охватила тревога. Если речь идет о структуре генов, о Вселенной до того, как родилась Земля, то где уж тут разобраться одному человеку. Тогда ничего и не останется, кроме самоутешения. Во что бы то ни стало нужно развеять сомнения, пусть даже доводы трещат по швам.
— Слушай, но ведь я же жив! Значит, разгадана таки тайна стертого заклинания. Все кончено, и дело…, — тут Асакаву осенило. А может, все дело в том, что статуя Энно Одзуну сама хотела, чтобы ее достали со дна? Этот зов передался Сидзуко, побудил ее к действию, и в результате она получила свой
