- Ну и что здесь антидержавного? - спросил доктор Борменталь. – Это просто констатация бедственного положения страны и ее граждан. Причем выраженная довольно хлестко и точно.

- Да что с ним говорить! Свидомый свин-националист… – подал сокрушенный голос профессор Преображенский. – Как только правду где увидит – тут же слепнет, а когда правду услышит – то глохнет. С ним аргументировано спорить бесполезно - националисту факты в лицо всё равно, что слону дробинка в задницу…

Шло время, с каждым днем Хрющ становился всё матерее. Однажды, придя домой под Рождество, он, не разуваясь, прошел в комнату, схватил маленькую наряженную елочку, росшую в горшочке, и выкинул ее прямо с балкона, а вместо нее водрузил соломенного дидуха. «Теперь будет так! - сказал он, потирая руки. – Пора возвращаться к традициям предков». Мало того, он тут же потребовал от профессора-киевлянина, пытавшегося ему возражать, ехать в Россию, раз тот не хочет говорить на родной мове.

- Учите мову, - посоветовал Хрющ, - а то придется вам учить расписание поездов. На Север.

Профессор только покачал головой – он был в ужасе от того, что из милой доброй свинки он своими руками создал такую мразь. Пора что-то предпринимать. И с помощью Борменталя и лаборантки Зины профессор закрыл упиравшегося Хрюща в своем кабинете – пусть посидит, может, задумается. Но Хрющ (не зря же его учили грамоте) написал электронной почтой доносы на профессора, что тот взял и держит в заложниках свидомого украинца и ограничивает его титульные права, проводя с ним античеловеческие опыты по принуждению его к миру и уважению к людям. И профессору вскоре пришла повестка - явиться в СБУ к майору Швондеру.

Профессор вызов Швондера проигнорировал. И зря. Органы работать Преображенскому всё равно не дали, они сами явились к нему домой, долго стучались, ушли, пообещав вернуться с ордером на арест. Выбора у ученого теперь не осталось. Подопытному Хрющу сделали укол, срочно провели обратную операцию и когда через несколько дней в дом профессора Преображенского вломились силовики в масках – их встретил, кроме удивленных хозяев, только веселый розовенький поросенок. Он весело повизгивал, терся о ноги, хрюкал и вилял закрученным хвостиком…

- Так что, по-твоему получается, – недовольно сказал пузач-литератор, выслушав рассказ Карпухи, - что все свидомые украинцы и есть шариковы, вернее теперь – хрющи?

- Ну да, - подтвердил Карпуха. – Раз они считают себя титульными, требуют себе всяческой форы во всем и не считаются с другими. Вообще, шариковы и хрющи у каждой эпохи свои. Но их легко распознать по двум общим для них качествам.

- Вот как! Ну и каким же?

- Первое: они все всегда уверены на сто пудов, что именно они знают, что нужно другим и в чем заключается счастливое будущее для всех. И второе: ради этого «счастливого» будущего, ради «великой» идеи, будь-то коммунизм или соборность Украины, они готовы катком и бульдозером ездить по правам простых людей. Для них и право на жизнь, и право на свободу совести, и право на родной язык – вторичны по сравнению с Идеей. Вот и всё.

- Значит, ты хочешь сказать, что украинцам в Украине не нужно обязательно знать украинскую мову?

- А вы не путайте слово «знать» со словами «обязательно использовать». Это, кстати, третье качество, свойственное всем хрющам. Лгать и перехлёстывать. Вы ж от граждан Украины не знание мовы требуете, а ее применение. Вы не мову развиваете, вы другие языки уничтожаете. Только вдумайтесь. За рекламу на уличном щите на русском – штраф. За фильм в кинотеатре на русском – лишение лицензии. За попытку сдать на русском экзамен в вуз – двойка. Чем не геноцид?

- Так ведь украинский - государственный…

- Ну и что… Мы ж ведь – те, для кого русский родной, - не приехали сюда. Мы тут жили. А только потом появилась Украина. Не мы в ней родились – а она родилась в нас и при нашем участии. И не ей нас учить … а тем более не вам, сдуру посчитавшим, что вы это и есть - она. Она - это каждый человек, и если человеку хорошо, то хорошо и ей.

Дядька задумался.

- Ну вообще-то Украина была завжды, тыщу рокив была… Просто вона не была державою. Украина – вона, як Солнце. Даже если на небе тучи, и Солнца не видно, воно все равно есть.

- Правильно сказали, - похвалил Карпуха. – Только Солнце вот не спрашивает с людей перед тем, как их обогреть, на каком они языке говорят, оно светит всем – одинаково, независимо от национальности. О чем, кстати, ваша книжка?

Литератор сразу просветлел:

- Ну, мой роман о будущем Украины, что не пройдет и четверти века, як все в Украине будут говорить на мове - и стар и млад… основная идея, что нужно проводить не быструю, а мягкую украинизацию. Щоб не перегнуть и не отпугнуть.

- Мягкую? – переспросил Карпуха. - Это как в анекдоте про водку. Одни говорят, что пить нужно больше, другие, что пить нужно меньше. Но и те и другие едины в главном - пить нужно!

За дверью на лестничной площадке послышались шаги и голоса – судя по всему, пришли мастера- ремонтники.

- Эй, вы там, пассажиры! - крикнул кто-то. – Живые еще? Сейчас будем вызволять…

- Живые, - ответил Карпуха и кивнул дядьке-пузачу: - Ну вот и - свобода.

Дядька посмотрел на часы и невесело хмыкнул:

- Поздно… Моя презентация уже как раз должна была закончиться… А я вот тут проторчал, как последний Хрющ… А вообще, не знаю, может ты в чем-то и прав, только скажи, почему ты так не любишь Украину?

- А Булгаков любил?

- Булгаков любил… Он не любил только оборзевшее быдло - шариковых и швондеров…

- Правильно, – согласился Карпуха. – Он и сейчас бы их не любил - малообразованных, да еще и с этническим привкусом. Пришло ведь то же быдло, что и тогда, но под другим флагом и другим цветом, и поэтому люди их не узнали. Булгаков спокойно относился к простому люду, но когда кухарки стали управлять, а лакеи руководить – они получили от него свое. Я тоже нормально относился и к этническим пристрастиям части украинцев, и к мове, и к вышиванкам, но когда село и Галичина прилипли к власти и стали нас учить жить, как они, то появилась и неприязнь к ним. И сколько лет, а то и поколений должно пройти, чтоб они стали уважать права других людей и понимать, что мир состоит из личностей, а не этносов?

Снаружи что-то застучало, кабинка дернулась. Дядька-пузач тревожно посмотрел на Карпуху, мол, еще грохнемся вниз. Но не грохнулись. Двери вдруг полуоткрылись, и показалась усатая улыбающаяся голова лифтера:

- С вещами на выход!

Пленники выбрались, поблагодарили спасителей, и поспешили вниз – по ступенькам. Уже внизу у литератора зазвонил телефон.

- Что? – переспросил он, остановившись. – Презентация книги перенеслась на два часа? По техническим причинам? Хорошо, я сейчас буду… Отлично, есть же Бог на свете – моя презентация таки состоится!

Пузач обрадовано посмотрел на Карпуху, но, отхлебнув немного колы, скривился:

- Песец! Теплая уже стала… как эта… как урина. Короче, я побежал, а насчет нашей дискуссии - хоть ты, может, и говорил складно, но ни сказочка твоя, ни ты сам меня ни капельки не убедили.

Карпуха усмехнулся.