прошел вперед, не обращая на него внимания.
И Зубров даже не понял, почему пассажиры, сомкнувшись за Мишей, молча разглядывали его, Зуброва, до самой его остановки.
— Капитан Драч!
— Я!
— Ну-ка зайди.
— Товарищ полковник, капитан Драч по вашему…
— Садись, — перебил Зубров.
Сел капитан на краешек. Давным-давно два молоденьких лейтенанта Драч и Зубров прибыли в чудесный городок Черкассы начинать свою службу. Много воды в реке Днепр с тех пор утекло.
С первого дня понесло Драча карьерной волной выше и выше. Через полгода он уж ротой глубинной разведки командовал, через год ему досрочно присвоили старшего лейтенанта, а еще через год — тоже досрочно — капитана. А лейтенант Зубров так и тянул лямку командира группы глубинной разведки. Разнесла их судьба по разным уголкам страны и свела через пять лет: оба капитаны. И снова развела, и снова свела. Вот и сидят они рядом — полковник (на генеральской должности) Зубров и капитан (все еще на капитанской должности) Драч. Таких капитанов в Советской Армии называют в соответствии с Жюль Верном — пятнадцатилетними капитанами. Знал Драч, что скоро старый его приятель Витя Зубров наденет полосатые генеральские штаны, знал, что, еще и не надев таких штанов, Зубров имеет все генеральские права и привилегии, и потому давно уж между ними пролегла та невидимая грань, по одну сторону которой: давным-давно два молоденьких лейтенанта… а по другую — командир и подчиненный. Но сегодня Зубров не приказал бывшему своему ротному командиру, а скорее предлагал.
— Дела такие: приказали мне возглавить особый батальон и выполнить ответственную правительственную задачу.
Драч промолчал, намек рикошетом от его ушей отскочил. Тогда Зубров подступил ближе с предложением.
— Нужен мне в батальон толковый хозяйственный мужик на должность моего заместителя по тылу. Нужен мне такой, которого я бы долго знал и полностью доверял. Не знаешь ли кого, кто на должность сгодился бы?
Долго думал Драч, потом пожал плечами: нет, такого кандидата он не знает. Понимал Зубров, что ни уговорами, ни обещаниями тут не возьмешь. Можно, конечно, приказать… Но это была не та ситуация.
— Ладно, капитан. Я понимаю. Служба тебя не баловала и надоела давно. Насиловать не буду. Иди.
Встал капитан Драч, щелкнул каблуками и вышел…
— Стой, — кричит Зубров. — Стой. Мы ж с тобой не попрощались. Ты тут останешься, а меня черти понесут неизвестно куда. Не знаю, встретимся ли еще. Давай, Ваня, обнимемся. Вот так. Мы ж с тобой сколько вместе протопали. Помнишь, Ваня, как мы с тобой президентский дворец на штык взяли?
— Помню, товарищ полковник.
— Ты, да я, да группа спецназа.
— А ведь и вправду без выстрелов обошлось. Взяли на штык.
— Историю с тобой, Ваня творили, правда, она, зараза, имен наших не упомнила.
— Мы свое сделали и на историю не в обиде. Может, и хорошо, что история наших имен не упомнила, — дело-то не совсем чистым было.
— Не совсем, Ваня, не совсем. Ну, прощай, пора мне.
— Снова историю творить, товарищ полковник?
— Не знаю, может быть. Надеюсь, на этот раз история будет не такой грязной.
— Товарищ полковник, ну так возьмите меня с собой.
— Заместителем по тылу?
— Именно так.
— По рукам, Ваня?
— По рукам, товарищ полковник!
— Ну вот. Теперь нас в особом батальоне спецназа двое стало.
— Где остальных брать будем?
— Не знаю пока. В нашей бригаде спецназа более тысячи головорезов. Есть молодые совсем. Не особенно опытны, но совершенно послушны. Есть середнячки — опытны и послушны, и есть дембеля — очень опытны и совершенно непослушны.
— Возьмем дембелей, товарищ полковник.
— Риск.
— Рискнем.
«Дембель неизбежен, как крушение капитализма!» — вывела на стене 13-й роты чья-то дерзкая рука древний, но не столь бесспорный по нынешним временам лозунг.
7-я бригада спецназа в своем составе имела пять рот с названиями, но без номеров и двенадцать рот (объединенных в четыре батальона) с номерами, но без названий. В периоды демобилизации появлялась временно еще одна номерная рота — 13-я. В нее со всей бригады собирали солдат и сержантов, уже почти отслуживших свое, дабы видом своим, словами и деяниями не портили общего фона. По количеству личного состава 13-я была больше любого батальона, но как боевая сила представляла собою ноль и даже величину отрицательную. Как только появлялась в бригаде 13-я рота, то управлять бригадой становилось куда труднее. 13-я рота оказывала влияние на все остальные роты и батальоны точно такое же, как Чернобыльская атомная электростанция на окружающую среду. Держали дембелей в 13-й последние дни перед приказом министра обороны. А вот после разгона их по домам, преображалась 13-я рота. Принимала она в свои стены человек триста новобранцев и честно выжимала из них пот, кровь и слезы. И гремели песни боевые под ее сводами, и трепетала земля под грохотом ее кованых сапог, и сияли сортиры, зубными щетками первогодок вычищенные. Стреляли новобрашки первый раз из своего оружия, приводили их к присяге на верность отечеству, распределяли по боевым подразделениям, и 13-я рота временно исчезала до того момента, пока не приходила пора вновь собирать со всей бригады почти отслуживших и изолировать их от остальных.
Время такое приспело, и 13-я рота вновь наполнилась шумом трехсот парней, убивающих время в ожидании неизбежного и теперь уже столь близкого дембеля. И писали они лозунги предерзкие. Те самые лозунги, которые когда-то будучи первогодками, стирали со стен после ухода предыдущих поколений.
Совсем небезопасно ходить под окнами 13-й роты. Из окон той казармы пустые водочные бутылки так и вылетают, причем имеют обыкновение вылетать в тот самый момент и в том направлении, в котором появляется неосторожный путник. Обнесена 13-я рота проволоками колючими и охраняется вооруженным караулом. Жаль только, проволоку регулярно режут, а вооруженный караул под напором дембелей часто отходит подальше от греха, отдавая дембелям их святое право общаться с внешним миром. И звенят песни матерные из тех окон, и баб туда таскают на всю ночь, да и на весь день, и выходят из 13-й роты ночами добры молодцы схватиться в кулачном бою со всяким, кто на пути попадется.
Даже и офицеру вдоль окон 13-й роты ходить несподручно. По старой традиции проходящим мимо офицерам неизменно в окно задницу показывают. Не просто задницу в штанах, а оголенную. И не просто оголенную, как на буржуазном Западе из проходящего автомобиля; тут показывают задницу со специфическим, только ей присущим звуком. Можно было бы, конечно, офицеру зайти в 13-ю роту да найти шутника и покарать его примерно. Но как найти-то? Построить триста человек, приказать оголить задницы и искать именно ту, которая оскорбила видом своим омерзительным и звуком надменным?
Так вот, офицеры старались мимо окон 13-й роты без особой нужды не прогуливаться. А если уж нужда припечет, то старались околесить ту проклятую роту большим крюком.
А внутри 13-й веселье. Тут пьют и курят злые табаки. Тут режутся в карты, проигрывая свое и чужое, тут ножи летают вдоль прохода, врезаясь во все, во что можно. Иногда и лопаты летают. Случается — и топоры. И визг девок, неизвестно как миновавших высокие стены и проволочные заборы. А к телесному греху 13-я рота зело слаба.
