городскому образу жизни, озлобление против законов этой жизни, против самого города. Это есть попытка деревни навязать городу и его образу жизни свою культуру, свои нормы поведения. Именно поэтому украинская самостийность, у которой нет возможности культурно опереться на собственно украинские традиции городского прошлого, страшно боится, инстинктивно боится подлинного рынка, в котором город безусловно победит, объявит самую эту самостийность политической бессмыслицей, нелепостью с точки зрения экономики, политики и производственно-технологической культуры. Потому она неизбежно затягивает экономические буржуазно-рыночные реформы, неизбежно выступает против широких прав собственности, неизбежно близка идеологии большевистской уравниловки нищих. Эта самостийность никогда не вдохновит украинцев стремиться к буржуазно-революционным реформам и они будут вынуждены подлаживаться под требования проведения таких реформ со стороны Запада и приспосабливаться к реформаторству в России. Но именно поэтому самостийность, в конечном счете, обречена на полный провал попыток помешать интеграции экономических интересов Украины в российские, русские национальные интересы, ибо ее политическая база — деревенское почвенническое мировоззрение, украинская деревня обречена смириться с поглощением такой городской цивилизованностью, которая будет складываться, развиваться в России. Это лишь вопрос времени.

Городская же цивилизованность России будет развиваться при устремлении к историческим поискам опоры и духовного побуждения для очень быстрого разрешения экономических и политических проблем, мешающих всеохватному развитию транспортных сетей трансевразийской торговли и крупной рыночно конкурентоспособной промышленности, ее активному проникновению на внешние мировые рынки для их завоевания своей товарной продукцией, в том числе с помощью военно-стратегического государственного могущества. Россия не найдет эту цивилизованность в собственной истории, истории московского государства, что уже чувствуется по культурному кризису и идейному тупику российского патриотизма, не способного вырваться из концепции допетровской соборности, а не найдя, неизбежно углубится в историю организации общественной городской жизни киевской древнерусской государственности. Однако убедившись, что та организация жизни уступала, и уступала значительно, организации жизни в современной ей и сильно повлиявшей на нее Византии, вынуждена будет искать опору именно в византийской, а затем и в греко-персидской эллинистической цивилизованности. На этот процесс окажет сильное влияние современная американская цивилизация, которая сама впитала в себя все самое адекватное потребностям нашего времени во всех цивилизациях Запада и Востока. Только духовно и интеллектуально переработав все эти истоки и влияния, окажется возможным создавать цивилизацию более высокого порядка, приспособленную к экономическому и политическому доминированию на новом этапе мирового исторического развития. Но этим же путем неизбежно пойдет и Украина, и Белоруссия в исканиях собственной организации городской общественной жизни. И потому они сомкнутся в этих идейных и духовных поисках опоры своему новому существованию на примере древнерусской государственности, под ее воздействием и будут формировать уже неизбежно единую и собственно русскую современную цивилизацию. Враг объединения России, Украины и Белоруссии есть деревня и еще раз деревня, и в первую очередь наиболее консервативная, наиболее закоснелая в своих народных феодальных традициях деревня Украины, особенно Украины Западной с ее болезненным ожесточением в борьбе за отстаивание собственных местных народных традиций, которое укоренилось в западно-украинском крестьянстве вследствие многовековой борьбы с польским городским влиянием, влиянием жестоким и высокомерным, влиянием чуждым во всех отношениях.

Поэтому русский национализм должен в самой недвусмысленной форме объявить себя городской политической силой, которая не намерена заигрывать с деревенской отсталостью, выступает за уничтожение деревни, за усиление позиций кулачества, фермерства, коллективных форм капиталистического земледельческого хозяйствования, за концентрацию земли и средств производства в руках широко образованного, по-городскому образованного хозяина, выступает за полное уничтожение вековых феодальных традиций деревенской самоорганизации, ее местнической культуры. На смену деревенскому крестьянству должен прийти кулак ли, фермер ли, земледельческий капиталист ли — но обязательно хозяин с широким, цивилизованным взглядом на окружающий мир. Это принципиально!

Хотя привычно используется слово нация, чрезвычайно важно понимать, что сейчас наций как таковых в России, на Украине, в Белоруссии, как и вообще нигде в собственно Восточной Европе, нет. Есть народы, то есть этнические сообщества людей, которые народились и впитали в себя традиции генезиса этнического общественного развития в религиозной культурно-психологической и природно-генетической среде феодальной деревни, феодального кишлака, аула, той или иной кочевой культуры.

Нация возникает как явление городской жизни, когда земледельческий государствообразующий народ в результате промышленного и торгового экономического развития массово отрывается от культуры деревни, урбанизируется, переживает революционную буржуазную реформацию сознания и политических отношений и для своего выживания и дальнейшего прогресса политически соорганизуется в городское общество с единым пониманием государственных интересов на базе рыночных отношений к собственности и политического самоуправления и начинает созидать соответствующую городскую культуру. Нация возникает, когда переходящий к городскому образу жизни государствообразующий этнос для своего общественного развития революционно порождает нормы и правила, законодательные права и обязанности, культуру социального поведения и политической самоорганизации, оптимальные для реализации того экономического интереса, который обеспечивает основные материальные продукты для осуществления этого общественного развития в условиях становления рыночных отношений и форм собственности.

Главнейший русский экономический интерес на обозримую перспективу есть интерес развития крупной промышленности, производящей самые конкурентоспособные на мировых рынках товары, есть интерес евразийской по размаху торгово-посреднической деятельности. А потому русская городская общественная организация и культура, русская национальная цивилизованность должны изначально развиваться таким образом, чтобы приближаться к цели достичь высочайшей по всем мировым меркам общественной самодисциплины, высочайшей ответственности всех и каждого, ибо нарушение порядка в одном звене сложнейших производств или торговых структур, порядка в финансовых операциях или на транспорте бьет по другим звеньям, по другим частным и корпоративным интересам, приводит к сбою в работе огромных производственно-финансово-торговых структур. В известном смысле, для выхода из переживаемого Россией глубокого кризиса мы должны шагнуть в следующий исторический этап в становлении социальной самоорганизации общества и качественно превзойти по уровню социальной корпоративности общественных отношений самое организованное общество современного нам мира — японскую нацию.

Поэтому становление русского городского общества, политически возглавить и направлять которое и призван русский национализм, потребует от националистов изучения политических средств, которыми осуществлялось формирование общественного сознания самых дисциплинированных, самых организованных народов и наций в истории человечества, народов и наций великих, созидавших мировые цивилизации. Вопрос стал о спасении России, ее государственности, то есть о переходе не просто в принципиально новое историческое качество государства и русского общества, а в особо высокоорганизованное качество, и никакой иной подход не может разрешить связанные с этим проблемы и потому не может быть приемлем.

И отношение к народам и племенам России, народам, народностям и племенам вообще, будет строиться русским национализмом исходя из вышеприведенных политических принципов объективного характера. Русский национализм готов включить в формирующуюся русскую нацию все те народы и народности, что признают ценности и основополагающее для своего будущего значение интересов вызревающей русской цивилизованности и ее основных духовных источников: византийской цивилизации, европейской буржуазно-промышленной цивилизации, — готовы отстаивать эти ценности, готовы бороться за их утверждение как принципов своей жизни и деятельности. Те же, кто не способны интегрироваться в русский национальный интерес, городской промышленный интерес, те, кто всей своей историей стремился разрушить этот интерес, кто мешал русскому цивилизационному развитию, тормозил и пытается тормозить ход русской истории, вносит хаос и беспорядок изнутри государства, а потому тормозит развитие человечества вообще, отнимает у него будущее, которое возможно лишь с становлением русского национального государства с самой передовой промышленностью и трансевразийской торговлей, должны