Все это ерунда. Ерунда. Нужно сосредоточиться на главном.

Шатов чуть не уронил зарядное устройство на пол, вовремя успел его подхватить, подключил к телефону и воткнул в розетку.

Блин.

На полу, возле батареи, лежал потертый плюшевый коврик. На таких обычно спят собаки средних размеров. Там же стояла миска из тусклого алюминия. А на миске, рассыпанные веером, лежали деньги.

Шатов осторожно, чтобы не опрокинуться навзничь, сел на край кровати. Арсений явно переигрывал в своем желании унизить и оскорбить. Слишком нарочито было все, произошедшее сегодня. Слишком старался Арсений в выборе оскорблений и режиссировании унизительных ситуаций. В результате у Шатова в душе не было ни миллиграмма благодарности к человеку, спасшему, как бы там ни было, ему сегодня жизнь.

Ни миллиграмма, ни миллиметра. Только холодная ненависть и желание поскорее покончить с этой нелепой и страшной ситуацией. Выжить. Просто взять и выжить. Если для этого нужно ползать на брюхе – пожалуйста. Нужно жрать дерьмо – с удовольствием. Мы, если задуматься, делаем это регулярно с куда меньшими целями.

Сейчас нужно просто уснуть, а завтра… Утро вечера мудренее. Шатова эта присказка обычно раздражала своей неправильностью. Не потому, что с утра может болеть голова или еще чего. Мудреный – значит сложный, непонятный, запутанный. Радоваться утренней запутанности и сложности может только человек, склонный к мазохизму. Это к вопросу о загадочной славянской душе.

Нужно просто поспать, чтобы перечеркнуть все сегодняшние неувязки и стрессы. И утром начать жить заново. Древние утверждали, что сон – это маленькая смерть. Посему, проснувшись, мы начинаем жить заново. Все наши грехи списываются. У нас появляется шанс.

Итак, спать.

Шатов встал с кровати, подошел к выключателю на стене и замер. Спать не хотелось совершенно. То есть напрочь. Не хотел его организм уходить в маленькую смерть. Его еще не оставило предчувствие смерти большой, окончательной.

Так он может заполучить боязнь одиночества и манию преследования. И страх темноты. Шатов попытался себя заставить выключить свет и с ужасом понял, что не может. Не получается у него простое действие – передвинуть кусочек пластмассы из одного положения в другое.

Словно он приставил к виску пистолет и теперь пытается собрать в себе силы нажать на спусковой крючок. Он просто не может остаться один на один с собой и своими страхами.

Шатов убрал руку от выключателя.

Вот когда начались настоящие унижения. Арсений с его оскорблениями – просто ребенок. Он никогда не сможет заставить Шатова так ненавидеть себя самого, как это делает элементарная трусость.

Нет, он… А что он? Что, собственно, нет? Не можешь спать в темноте – ложись спать при свете. Шатов подошел к кровати. А если ему страшно просто закрыть глаза? Если ему точно известно, что в темноте к нему придут Васек и Мирон, чтобы закончить свое дело? Просто лежать и пялиться в потолок, отгоняя мысли и воспоминания.

Лучше уж заняться чем-нибудь.

Не физической работой, не отжиманиями на полу или глажением одежды. Нужно подумать. Настроиться на завтра. Прикинуть, где может быть нужная информация.

Прежде чем он найдет нечто, объединяющее все эти смерти, он должен найти всю информацию об этих смертях. На этот момент у него есть только список из восьми фамилий и информация о характере смерти двоих. Некто Мазаев погиб в автокатастрофе, а Фроленков наложил на себя руки.

Шатов сел на холодный табурет возле стола. Выдвинул ящик и обнаружил там запечатанную пачку писчей бумаги на пятьсот листов, набор фломастеров, ручки, кнопки, скрепки, клей, скотч и ножницы. И еще массу всякого канцелярского хлама. Тут Арсений Ильич не экономил. Тут он словно демонстрировал Шатову свою заинтересованность.

Шатов распечатал пачку бумаги, достал фломастеры.

Андрей Павлович Мазаев, сорок три года, автокатастрофа.

Александр Игнатьевич Фроленков, двадцать два года, самоубийство.

Егор Исаевич Чупин, пятьдесят лет.

Татьяна Игоревна Воеводина, тридцать лет.

Борис Валериевич Шпигель, двадцать восемь лет.

Надежда Борисовна Шпигель, двадцать девять лет.

Константин Аркадьевич Башкиров, тридцать четыре года.

Николай Станиславович Каневецкий, сорок семь лет.

Скудная информация. До предела скудная. Эта сволочь могла дать и более полную информацию. Не может быть, чтобы он сам, всеведущий и всезнающий Арсений Ильич не раскопал хотя бы адреса. И еще причины смерти.

Как там у нас, еще раз вспомнил Шатов, три убийства, два самоубийства, два несчастных случая и смерть от естественных причин. Интересно, кстати, какие причины можно считать естественными? И для кого?

Обожрался? Утонул в ванной? В ванной – несчастный случай. Перепил?

Или для уголовника естественным является нарваться на пулю? Тогда два гада на втором этаже заброшенной пятиэтажки, умерли самой естественной смертью.