Дверь приоткрылась на длину цепочки. Женщина средних лет, в халате, посмотрела на Шатова снизу вверх:

– Здесь живут Каневецкие.

– Простите, – пробормотал Шатов, – я понимаю, что сейчас уже поздно. Да и не та тема, чтобы с кем-то обсуждать… Я из газеты…

– Что вам нужно? – громко спросила женщина.

– Я хотел кое-что выяснить о Николае Станиславовиче… – Шатов замялся, – можно мне войти?

– Что вам нужно? – женщина еще повысила голос. – Что вам от меня нужно?

– Просто несколько вопросов, вот мое удостоверение… – Шатов показал удостоверение, но женщина на него внимания не обратила.

Придерживая халат на горле, женщина смотрела не отрываясь в лицо Шатов, и губы ее странно кривились. Шатов покрутил удостоверение, спрятал его в карман:

– Я просто…

– Вам это просто! Просто прийти к нам в дом, просто задавать вопросы. Меня предупреждали… Предупреждали! – женщина сжала правую руку в кулак и стукнула ею по двери. – Вы ходите, выспрашиваете… Что вы хотите доказать? Что выясняете? Вы… вы…

Губы женщины задрожали.

– Вы – трупоеды… Мало вам нашего горя, мало, что мы… – женщина всхлипнула, – … вы приходите ночью задавать вопросы… Вам мало нашего горя?

Женщина кричала, прижимая правую руку к щеке. Шатов сцепил зубы, чтобы не завыть. За что? За что ему это?

– Вам мало одной смерти? Вы хотите, чтобы и мы тоже умерли? Вы этого хотите? Этого?

– Успокойтесь… – Шатов откашлялся, – пожалуйста, успокойтесь. Я не хотел…

– Ты не хотел? Вы все не хотели… Вы живы, а Коля…

– Вам что, угрожали? Уже кто-то приходил?

– Что? – женщина внезапно замолчала, и лицо ее побледнело. – Никто к нам не приходил. Нам не угрожали.

Голос стал холодным и безжизненным.

– Уходите. Немедленно уходите, иначе я позвоню в милицию. Слышите? В милицию, – дверь захлопнулась.

Что-то не так. Почему она так возбуждена? Не может успокоиться? Но времени прошло достаточно много… Много для чего? Для того, чтобы забыть убитого мужа?

Можно больше не стоять здесь, перед дверью. Можно уходить. Все. Он посетил всех. И теперь Арсений Ильич, позвонив, решит его судьбу. Когда он позвонит?

Шатов вызвал лифт, спустился на первый этаж. Остановился на крыльце. Хотя бы скорее началась гроза! Он ненавидел этот момент, когда все уже замерло, затаилось в ожидании удара молнии, а она выжидает, наслаждаясь этим всеобщим испугом. Молния ударит только в одну точку, но момента удара с ужасом ждут все. В эту минуту молния самая главная. И она наслаждается этим.

Словно безумец, дорвавшийся до ружья с одним патроном, держащий в страхе толпу. Он медленно, почти бесшумно ходит перед испуганными людьми, которые знают, что он может убить только одного из них, что достаточно всем им броситься, и этот бесконечный ужас пройдет. Но никто не хочет быть тем самым единственным, и все предпочитают медленно, секунду за секундой умирать от страха. Медленно, секунду за секундой дарить сумасшедшему наслаждение силой.

Куда теперь? Домой пока нельзя. К Вите? Тоже нельзя. На проспект Индустрии? Единственное место, где он может прийти в себя. Принять ванну. Лечь и закрыть глаза. Провалиться в сон. И пусть это будет даже кошмар. Пусть.

Шатов спустился с крыльца.

– Женя!

Шатов замер неподвижно. Его не могли окликать просто так. Если это были люди Васильева, то они должны были его просто убить. Подстеречь и убить. Зачем при этом окликать?

– Женя, ты? – спросил знакомый голос.

Медленно оглянуться. Не торопясь. Бежать он все равно не может. Нет сил. Этот окрик полностью опустошил его душу. Шатов обернулся всем телом.

– Слава богу, успел, – сказал тот же знакомый голос, и человек подошел ближе.

– Кто? – прищурился Шатов. Пащенко?

Вот кого он ожидал увидеть здесь меньше всего. Григорий Пащенко, старший лейтенант милиции.

– Я тебя все-таки застал, – выдохнул Пащенко, останавливаясь возле Шатова.

Тяжело дышит, подумал Шатов, но не запыхался, нет. Это тяжелое дыхание не может быть вызвано бегом.

– Что мы так волнуемся? А, Гриша? И как ты меня нашел?

– Потом, – махнул рукой Пащенко, – скорее отсюда.

– Что?