— Если позволите спросить, что вы делаете в Субиру? Не похоже, что отдыхаете.

— Нет, я тоже здесь работаю. Я гувернантка.

— А, конечно. Вы, должно быть, та самая английская девушка из Вальми.

— Да. Вам обо мне известно?

— Здесь всем все известно. К тому же по здешним меркам мы близкие соседи. Я работаю в соседнем имении, на лесопосадках к западу от Мерлона.

— О, — сказала я с интересом.— Дьедонне?

— Именно. Замок — вообще-то это просто большой деревенский дом размером примерно с четверть дома Вальми — находится в долине, за Субиру. Владелец почти не бывает здесь. Его имя Сен-Вир. Кажется, большую часть времени он проводит в Париже или в имении возле Бордо. Так же как и ваш хозяин, он получает большие доходы от виноградников и продажи древесины.

— Вальми? Доходы от виноградников?

— Да. Они владеют целыми областями в Провансе.

— А, конечно, — вспомнила я. — Бельвинь. Но это собственное владение мсье де Вальми, а само Вальми ему не принадлежит. Но даже он не потратит свои доходы от тамошних виноградников на Вальми.

— Даже он?

— Я считаю, что он прекрасный хозяин.

Голос мой звучал так, будто я защищала Леона де Вальми от необоснованных обвинений.

— О да, непревзойденный. Здесь о нем очень высокого мнения, уверяю вас. Ходили разговоры, что большая часть доходов от его собственного имения в Провансе идет сюда, по крайней мере так было несколько лет назад; во всяком случае, деньги тогда водились у него немалые.

— И сейчас хватает, — заметила я, — или, может быть, просто у меня сложилось такое впечатление.

— Да, кажется, его дела снова поправляются. Два хороших урожая винограда — и можно чинить крышу. — Он засмеялся. — Интересно, почему в богом забытых местах вроде этого люди так интересуются чужими делами? — Он посмотрел на меня. — Гувернантка. Адская работа, верно?

— Да, так бывает в романах, а иногда и в реальной жизни. Но мне нравится. У меня послушный ученик — Филипп, и я полюбила эти места.

— Вы не чувствуете себя одинокой — я хочу сказать, так далеко от дома и родины?

Я засмеялась:

— Если бы вы только знали! Моим домом на родине был сиротский приют. Семь лет! Пусть я здесь гувернантка, все равно Вальми для меня — чудесное приключение.

— Да, я думаю. Вы любите приключения?

— Конечно! Кто же их не любит?

— Ну, во-первых, я, — решительно сказал мистер Блейк.

— Неужели? А я-то думала, что все мужчины жаждут пробивать себе путь с помощью мачете среди болотистых зарослей и преодолевать речные стремнины. Знаете — крепкие волосатые колени, костры на привале и широкий-широкий мир.

— С этим было покончено в раннем детстве. И вообще-то, что такое мачете? — ухмыльнулся он.

— Бог его знает. У путешественников всегда есть мачете. Но если серьезно...

— А если серьезно, — сказал он, — не знаю. Мне бы хотелось посмотреть мир, я люблю путешествия, перемену обстановки, мне нравится видеть что-то новое, но все же... хорошо иметь где-то корни, родных, семью... — Он остановился и немного покраснел. — Простите. Это было бестактно.

— Ничего. Я понимаю, что вы имеете в виду. Каждому нужен какой-нибудь дом. Чтобы уходить из него и снова возвращаться. И мне кажется, чем старше становишься, тем труднее уходить и приятнее возвращаться.

Он опять застенчиво улыбнулся:

— Да, вы правы. Но вы меня не слушайте, мисс Мартин. Я — лежачий камень. А вы отправляйтесь ловить ваших тигров. Во всяком случае, до сих пор охота была успешной. Вы уже обнаружили одного, верно?

— Вы имеете в виду мсье де Вальми?

Он поднял брови:

— Как вы быстро угадали! Значит, он тигр?

— Вы думали именно о нем. Почему?

— Потому только, что у него репутация жестокого и непредсказуемого человека. Как вы с ним уживаетесь? Какой он?

— Я... Он очень вежлив и любезен, можно даже сказать, что в нем есть определенный шарм. Да, конечно, есть. Он и мадам очень хотят, чтобы я чувствовала себя в замке как дома. Я не очень-то часто вижу их, но, когда с ними встречаюсь, они ко мне очень добры...

Я отвернулась от него и посмотрела на противоположную сторону площади. Две женщины вышли из булочной, остановились, глядя на нас с любопытством, и двинулись по улице, стуча подошвами сабо по каменной мостовой. Кто-то визгливо крикнул, и дети разбежались, переговариваясь и щебеча, словно воробьи. Двое пробежали мимо нас, топоча босыми ногами по теплым камням. Часы на церковной башне пробили один раз. Прошло всего полчаса.

— А почему вы приехали сюда? Расскажите мне о вашей работе, — спросила я.

— Особенно рассказывать нечего.

Он чертил ручкой ложки по скатерти.

И действительно, как я убедилась из его рассказа, жизнь у него до сих пор текла ровно. Уютный и достаточно зажиточный загородный дом; небольшая частная школа; два года в армии (тогда не приходилось делать ничего заслуживающего упоминания, кроме маневров на равнинах Солсбери); потом университет — четыре года тяжкого труда, с каникулами (большей частью в качестве водителя автобуса) в Скандинавии и Германии; сдача экзаменов на отлично и решение посвятить еще два года изучению болезней хвойных деревьев, о которых он рассказывал мне очень подробно и с энтузиазмом... Я убедилась в том, что жизнь в хвойном лесу (в постоянной борьбе с угрозой гнилостной болезни, трещин коры при засухе, рака древесины, хвойного жучка и вещей, носящих такие названия, как «фомопсис», «мегатизм» и даже «ипс») отнюдь не лишена приключений и может быть в высшей степени захватывающей. Я подозревала, что мистер Блейк серьезно увлечен сосновым долгоносиком... наблюдается великолепный случай заражения этим вредителем (заметьте — вида «хилобиус», а не «писсодес») на посадках к западу от Мерлона...

Но тут он опомнился и немного покраснел, глядя на меня с улыбкой.

— Во всяком случае, — продолжал он, — вот почему я здесь. Я собираю отличный материал благодаря мсье Сен-Виру — это удивительно порядочный человек для француза. — Потом он добавил, считая, очевидно, что наличие такого феномена, как порядочный француз, заслуживает объяснения: — Мой отец познакомился с ним во время войны. Он дал мне место и даже платит за работу, которая так или иначе входит в программу моих научных исследований. Кроме материала, я приобретаю опыт, и мне нравится работать в этой стране. Здесь нет особенных богатств, но эти люди, по крайней мере Сен-Вир и де Вальми, заботятся о своих землях. Но мне еще многому надо научиться, в том числе языку, — со вздохом сказал Блейк. — Он мне никак не дается. Наверное, у меня нет способностей. Но может быть, если я буду жить здесь, это хоть как-то поможет.

— Вряд ли, — возразила я, — если вы будете жить один, окруженный пилюлями и термометрами.

— О, я же не все время в горах. Я работаю большей частью в хижине: она находится недалеко от зараженных посадок, и потом, тишина; там я держу все, что нужно для работы, и сплю, когда у меня нет денег. — Он улыбнулся. — Конечно, это бывает довольно часто. Но иногда я спускаюсь в «Кок Арди». Шумное место, но хозяин знает английский, и готовят прилично... А, вот это ваш мальчик?

С того места, где мы сидели, была видна высокая стена, окружавшая сад при доме священника. Калитка открылась, и появился Филипп, за которым возвышалась объемистая фигура экономки кюре.

— Да, это Филипп, — сказала я. — Мне нужно идти.

Я встала. Филипп, увидев меня, обернулся и что-то сказал экономке, потом побежал к нам через