Он почувствовал в себе прежнюю уверенность, прежние силы: Митька Шиков не Бронислав и не Жорка Морда! Он сломает рога непокорным!

Отдав приветствие «по уставу» немецкому унтеру кухни, стоявшему при раздаче, Шиков решительно вошел в помещение.

— Ива-ан! — грянул голос коменданта на всю кухню.

Не так давно от такого его окрика все замирало, все умолкали, и тотчас звучала команда: «Смирно!» Шиков не признавал, чтобы при входе его командовали немецкое «ахтунг». Русский, он требовал подачи русской команды. Он ждал ее и сейчас, но вместо того услыхал досадливый возглас старшего повара из клубов кухонного пара:

— Тут я, Митя. Чего ты?

— Ты что там мудришь с раздачей?! — начальственно и грозно спросил Шиков, сквозь пар пробираясь к Соленому.

— А чего я мудрю? Отпускаю по норме! — отозвался Иван. — Надо прибавку — так пусть немцы мне добавочные продукты на вас выдают.

— Ты что? Опупел? — озадаченно спросил Шиков.

— Товарищ Соленый, идите сюда, — уверенно позвал от дальнего котла незнакомый Шикову голос.

— Иду, товарищ майор, — отозвался Иван и, не слушая Шикова, отошел, утонув еще глубже в клубах пара. Митьку взорвало.

— Ива-ан! Ты куда ушел?! Я с тобой говорить не кончил! — крикнул Шиков почти истерически, крепко сжав в руке свой арапник. — Забылся?!

Он готов был сейчас исхлестать кого ни попало.

— Кто тут такой? — шагнув ему навстречу от котла, властно спросил чернобородый незнакомец и преградил дорогу.

— А ты кто такой?! — огрызнулся Шиков.

— Как вы говорите со старшим по званию, лейтенант?! — оборвал Кумов. — Стать смирно! — скомандовал он. — И что за странный у вас род оружия? Бросить плетку!

— Виноват, товарищ майор, — неожиданно скромно сказал Шиков, вдруг подтянувшись, когда разглядел майорские знаки различия, орден Красного Знамени и медаль двадцатилетия РККА.

— Я приказал бросить плетку! — настойчиво повторил Кумов.

Плетка выпала из руки Шикова.

— Кто вы такой, лейтенант?

— Старший русский комендант лагеря, товарищ майор, — сказал Шиков с надеждой, что его слова произведут на майора сильное действие.

— Прославленный Шиков? — спросил майор.

— Так точно, Шиков.

— Как же тебе не стыдно поднять плеть на старшего лейтенанта Соленого! Да еще и за то, что он выполняет приказ старшего командира прекратить мародерство! Может быть, ты и на меня с собачьим арапником кинешься за полицейский кусок? Красноармейской крови досыта не дали полицейским? Из-за этого прибежал?! Немцы вам отпускают паек — его и получите, по немецким законам. Красноармейской крови вам больше в добавку не будет! Приказ!

— Чей приказ? — вызывающе спросил Шиков. Он уже опомнился от смущения и был зол на себя за то, что позволил себя подмять человеку, которого в первый раз увидал.

— «Товарищ майор» надо добавить, когда говоришь со старшим! — без крика, строго заметил Кумов. — Мой приказ. Я здесь старший по званию. Я приказал прекратить грабеж. Кто этот приказ нарушит, тот будет, как вор, выброшен вон из кухни. Все ясно?

— Ясно, — мрачно сказал Шиков, видя со всех сторон внимательные взгляды столпившихся поваров.

— «Товарищ майор» надо добавить, когда говоришь со старшим! — внушительно повторил Кумов.

— Ясно, товарищ майор! — покорно ответил Шикон.

— Больше я вас не держу, лейтенант. Можете идти и присылать за завтраком. Если вам мало, рапорт об увеличении нормы подайте немцам. Идите.

— А ты думал, в плену тебе рай?! — весело выкрикнул вслед кто-то из поваров любимую фразу Шикова…

Кухонный «шеф», унтер, услышав крики на кухне, оставил свой пост у раздачи и, стоя в дверях кухни, наблюдал весь разговор русского коменданта с чернобородым майором. Он видел, как Шиков стоял навытяжку, как из его руки выпала плеть и как он, багровый от бессильной ярости, выскочил вон.

Унтер смотрел с любопытством и удивлением вслед русскому коменданту, когда Кумов в сопровождении старшего повара вышел из кухни. Кухонный «шеф» почтительно прижался к двери, пропуская Кумова, и по-уставному вытянулся, отдавая приветствие чернобородому русскому офицеру…

Летом 1943 года на территории всей Германии было объявлено положение тревоги. Проводилась общеимперская облава на военнопленных, бежавших из лагерей. Целые дивизии, снятые с фронта для этой цели, направлялись на пополнение полицейских сил. В общей сложности шестьсот пятьдесят тысяч немцев были брошены на подавление этого внутреннего врага. В том числе четверть миллиона было мобилизовано из актива гитлеровской партии, была призвана к борьбе с потоком бегущих «гитлеровская молодежь», отряды фашистского мотоциклетного корпуса войск СС, пограничные части, даже подразделения военно- морского флота.

Гитлер учредил специальную должность генерального инспектора по делам военнопленных, предоставив ему «особые, неограниченные полномочия».

Беглецов ловили, нещадно били, сажали в карцеры, но, едва оправившись, они снова рвались на волю. Пойманный во втором побеге нес более строгое наказание. Его запрещалось назначать в команды для работы вне лагеря, его вызывали в лагерный абвер на отметку, за ним следили и зондерфюрер и лагерная полиция. Пойманных же в третьем побеге направляли в штрафные лагеря. Масляной краской им рисовали на спинах яркую, видную издалека мишень, и при первом удобном случае именно такой носитель мишени падал под метким выстрелом часового.

Но никакие облавы и патрули с собаками, засады, пулеметные секреты, устроенные вокруг лагерей, никакой жестокий режим не мог остановить этого потока, особенно после попыток изменнической вербовки пленных во власовцы.

Говорили, что именно слишком большое количество побегов из лазарета и неудачная попытка вербовки добровольцев-«освободителей» повлияли на то, что зондерфюрер «чистая душа» был заменен другим гестаповским переводчиком — унтером Мартенсом, из немцев Поволжья.

Долговязый носач Мартенс принял в наследство клетушку лагерного абвера со всеми его делами и получил в придачу знаменитого на весь лагерь одноногого писаря Лешку Гестапа, любимца «чистой души».

Общее мнение сходилось на том, что эта перемена опасна для пленных, потому что новый «зондер», как кратко его называли, сам почти русский, а потому он с помощью Лешки больше сумеет понять в тех вещах, в которых уж лучше бы не разбирался…

Под «руководством» Лешки Гестапа новый «зондер» втягивался в обычную лагерную работу: ходил по баракам с «Зарей», следил, чтобы пленные не растаскивали картофель с телеги или из вагонеток, наблюдал возле кухни за раздачей пищи, заходил для порядка в тюрьму, допрашивал вместе с гауптманом военнопленных, пойманных в побеге и возвращенных жандармами в лагерь.

— Да в общем тут, господин унтер-офицер, все идет, как часы, крутится по-заведенному! Трудностей нет особенных. Надо только, чтобы больные и персонал чувствовали, что вы в любой час можете