— Нет. Достаточно. Я понимаю. К сожалению, я все отлично понимаю. — Он, помрачнев, откинулся на спинку стула. — Я понимаю главное: как-то, почему-то, каким-то страшным попущением вы стали носителями разума.
— Кто — мы?
— Вы. Все.
— А вы?
— Я — другое дело, — сказал он устало. — Я, собственно, преступник. А точнее — я просто неудачник. Я не сумел. Может быть, ошиблась машина. Может быть, какая-то логическая прореха. Все это выяснится. Все это выяснится очень скоро… только, пожалуй, слишком поздно…
— Простите, — сказал я, решившись, — а что, собственно, произошло? Что это с вами?
Он печально рассматривал меня своими красивыми серыми глазами. Не могло быть у сумасшедшего таких глаз. Стоило ему стать таким — спокойным и печальным, как я начинал ему верить. Это от меня не зависело.
— Да, естественно, — сказал он. — Вы хотите понять. Вы — не циклотатор, вам хочется разобраться во всем. — Он подался вперед и положил ладонь на мою руку. — Человек, — сказал он. — Хорошо! Если бы не точка останова, все было бы великолепно. Это была бы счастливая ошибка. Но!..
Я ждал. Он убрал руку и продолжал:
— Коротко говоря, все вы были задуманы как циклотаторы. Это такие машины, вы не поймете… Два миллиарда ваших лет назад я забросил сюда кое-какое оборудование и поселился на берегу горячего океана. Я разрабатывал тогда новый вид циклотации, более экономичный и требующий минимальных сроков. Я был совершенно уверен в себе, все было отлично. Двое суток — наших суток — я непрерывно работал. Потом меня буквально на час вызвали в лабораторию. Это было пятьдесят миллионов ваших лет назад. И за какой-то час… — Он покачал головой. — В чем-то я просчитался. Может быть, недостаточно учел геологическую эволюцию, циклотаторы не получились. — Он вдруг остановился. — Скажите, возможно, вы случайно знаете, хотя вы не специалист… Но все-таки, в вашем организме, внутри; нет ли чего-нибудь такого, что вызывало бы недоумение, казалось бы нецелесообразным. Вы понимаете?
Я пожал плечами, стараясь сохранить непринужденность. Прежде всего спокойствие и вежливость. Все хорошо, все культурно: два интеллигентных молодых человека рассуждают на абстрактные темы.
— Право, я не знаю, — сказал я. — Есть рудиментарные органы, атавизмы. Например, аппендикс, отросток слепой кишки. Совершенно никчемная вещь. Или, скажем, гланды. Хотя гланды, кажется, это какой-то фильтр…
— Аппендикс, — повторил он. — Что ж, возможно. Правда, я не совсем понимаю… Покажите, где он у вас.
Я показал. Он задумчиво смотрел на мой живот.
— Конечно, следовало бы посмотреть… (Эге, подумал я, подобравшись. Начинается.) Но судя по всему… Может быть, в этом все дело. Впрочем, какая теперь разница! Циклотаторы не получились. Из псевдозародышей выросло нечто непредсказанное, эволюция отклонилась от программы и дала человека…
— Что ж, — вставил я. — И прекрасно.
— Да, — он печально вздохнул. — Это было бы прекрасно, если бы я не спрограммировал точку останова. Ведь циклотаторы — это прикладные механизмы. Пока циклотация идет — они нужны, когда циклотация заканчивается, включается останов и… — Он замолчал.
Я тоже молчал, думая, как бы перевести разговор на другую тему. На западном склоне появилась отара. Впереди отары, опираясь на длинную полированную палку, шел Магомет: — покурить и выпить чаю. Я плохо представлял себе, как он будет реагировать на странные высказывания моего незнакомца. Мне не хотелось осложнений. Магомет — человек простой, добрый, но диковатый.
— Лучше бы вообще ничего не получилось, — сказал незнакомец. — Циклотаторы бы не сработали, эксперимент бы провалился, и пусть его… А получилось, что я вызвал к существованию разумную жизнь и сам же спрограммировал ее уничтожение в предельно короткие сроки… Какие-нибудь десять-двадцать тысяч локальных лет.
— Н-да, — сказал я неопределенно. Магомет приближался.
— В разгар развития, — сказал незнакомец. — Когда кажется, что вся вселенная в твоих руках… — его опять передернуло.
Магомет помахал мне издали палкой. Я помахал в ответ.
— Ну что ж, я пойду, — сказал незнакомец. — Простите меня. Я, конечно, попытаюсь что-нибудь сделать…
— Ну что вы, — сказал я рассеянно. — Не стоит беспокоиться. Как-нибудь обойдется.
Он усмехнулся.
— До свидания, — сказал он.
— Будьте здоровы, — сказал я.
Я ожидал, что он встанет и пойдет. Но произошло нечто удивительное. Почище фокуса с туфлями. Повторяю, я ожидал, что он поднимется, раскланяется и пойдет себе своей дорогой. Но он вдруг как-то провис в стуле, руки упали, глаза стали стеклянными, плечи опустились. Я с ужасом смотрел на него. Это был уже не человек, это был труп — белый, холодный, жуткий… Он медленно кренился набок, и я уже вскочил, чтобы его подхватить, как вдруг он снова ожил, встряхнулся и сказал смущенно:
— Простите, чуть облик не забыл. До свидания еще раз.
Он поднялся и, поклонившись, пошел по дорожке, которую мы наездили за месяц и обложили камешками, чтобы не заблудиться, возвращаясь в лагерь в тумане. Я смотрел ему вслед.
Я часто вспоминал этот разговор. На дежурстве ночью, когда небо затянуто облаками и надо следить за ними и пользоваться каждым часом прояснения, я забирался в наш газик, устраивался поудобнее на сиденье и думал, думал, думал, глядя, как ветер несет над палатками клочья серого, светлого в темноте тумана.
Должен признаться, я убежден, что это был не сумасшедший фокусник. Не так уж много на свете фокусников, а уж встретить сумасшедшего фокусника, да еще в этих местах, да еще такого искусника… По- видимому, самое рационалистическое объяснение оказывается не самым вероятным. С другой стороны, я очень люблю фантастику и много читал о пришельцах из других миров. А когда прочтешь сорок рассказов, где описаны сорок вариантов встреч с гонцами иных цивилизаций, в конце концов свыкаешься с мыслью, что это вполне возможно. И вообще дело не в том, кто был мой незнакомец. Можно рассматривать оба варианта по очереди, как это делают в математике, если не удается доказать ложность или справедливость каких- либо утверждений. Пусть например он был просто сумасшедшим. Тогда, конечно, не следует делать далеко идущих выводов из нашего разговора. Однако подумать о том, что он говорил, все равно интересно. И тем более это интересно, если он был пришельцем, чуждым Земле существом, использовавшим человеческую внешность как видимую оболочку.
Как бы то ни было, я усматриваю тут две основные проблемы. Может ли случиться так, что мы с вами — потомки искусственных существ? И не только мы с вами, но и вся живая природа вокруг? И — фантазировать так фантазировать — не может ли быть и вся Солнечная система искусственным сооружением? В конце концов науке до сих пор не удалось толком объяснить, как она возникла. И вторая проблема. Как относиться к тому возможному факту, что нас изготовили лишь на некоторый срок, и мы развалимся со временем, как приходят в негодность изготавливаемые нами автомобили, брюки, дома? Аналогия эта, правда, не совсем удачная. Брюки и автомобили приходят в негодность от естественных причин, а тут речь идет об автоматическом запрограммированном самораспаде. Как если бы мы умели создавать такие строительные аппараты, которые, возведя стены и перекрытия дома, крышу стелили бы, используя материал собственных деталей.
Мое мнение по этим проблемам вот какое. Во-первых, все это вполне возможно. Мы сами постепенно подбираемся к решению таких задач, как создание искусственного живого белка и могучих кибернетических устройств. Не пройдет и ста лет, как белковые кибернетические машины сделаются самой обыденной вещью, лишь бы оказалось, что они экономичны и удобны в обращении. С другой стороны, по-моему, все,
