дыхание, отражающееся от шеи Дженнифер, влажные простыни. И муху. Я помню муху, которая жужжала, садилась мне на шею, на спину, щекотала, снова и снова будила меня. Все остальное я забыл. Через несколько дней одна из подруг Джен рассказала мне, что я рыдал и нес какой-то бред про то, что мне уготовано место в аду и с этим ничего не поделаешь. Я ответил, что это чушь, Дженнифер все придумала, чтобы выставить меня идиотом. Но откуда мне знать, правда это или нет? Некоторые воспоминания прячутся так глубоко…

И вдруг в моей голове появились обрывки воспоминаний, словно кусочки забытого сна.

Ты в самом деле помнишь. Помнишь, как ворвался в дом, вытащил большую книгу из ящика, выхватил пушку и бросился обратно, на мороз…

Сжав ключ в руке, я пересек лужайку и обошел вокруг дома. Следы, которые вели сюда, уже исчезли. Промежуток между домами превратился в аэродинамическую трубу, попав в которую, я начисто отморозил уши. В соседнем доме жили Андерсоны; сейчас они загорали во Флориде. Следующий дом стоял пустой; на передней лужайке в сугробе торчала табличка «ПРОДАЕТСЯ». Кто позвонил бы в полицию, если услышал выстрел? Если кто и проснулся, услышав выстрел, то, возможно, решил, что ему почудилось.

Я добрался до заднего двора, едва освещенного лампочкой, которая горит по ночам у черного хода. В центре заснеженного двора виднелось пятно розовой слякоти. Живот сдавило, словно металлической проволокой.

Неужели пару минут назад ты действительно жалел себя — и все потому, что придется провести остаток дней в тюрьме или психбольнице. Дейв, это настоящая кровь живой девочки. Эми сидела в теплом доме, собиралась пойти спать, и тут ее кто-то утащил или оглушил. Что ты помнишь? Ты помнишь вспышку, пистолет, подпрыгнувший в руке, то, как ты копаешься в снегу, пытаешься найти гильзу, но не находишь, так как тебя ослепило дульное пламя, помнишь, как у тебя звенело в ушах. Как и в ту ночь с Дженнифер, ты понимал, что не хочешь этого делать, но все равно делал, делал и делал. Дейв, ты не умеешь остановиться.

Я подошел к двери и дрожащими пальцами попытался вставить ключ в обледеневший навесной замок. Я уронил ключ один раз, второй, затем схватил замок, согревая его теплом рук. Наконец мне удалось его открыть.

Огненная вспышка в темноте, резкий треск выстрела, слепота, паника, морозный воздух, синий брезент…

Я потянул дверь, и она заскрежетала по замерзшей земле. Фортепианная струна, сдавившая желудок, снова натянулась, и если я бы что-то съел перед этим, меня бы точно стошнило.

У меня есть кусок синего брезента; раньше я накрывал им дрова, чтобы они не промокли. А сейчас он, небрежно свернутый, лежал на земляном полу сарая, а под ним — еще одно замерзшее пятно слякоти клюквенного цвета. Внутри брезентового рулона находилось что-то размером с человеческое тело, и я знал, что это на самом деле тело, завернутое словно…

Буррито убийцы!

…освежеванная оленья туша в кузове грузовика. Более того, это можно было бы принять за убитого оленя — если бы не три бледных пальца, торчавших из-под брезента.

Я отвернулся, вышел, уперся руками в колени.

Дыши.

Медленные, глубокие вдохи. Я выпрямился, выпустил облако пара; моя душа, казалось, хотела последовать за ним. Колени дрожали, словно сделанные из желе. Я прислонился к дверному косяку, скользнул по нему спиной. Внезапно мой зад замерз, а снег забрался под одежду, и я с удивлением я обнаружил, что сижу, раскинув ноги, и у меня нет сил подняться.

Вы знаете, у меня есть сестра. Сейчас она в нашем старом, большом доме.

Если кто-то из вас выживет, а я нет, обещайте, что будете заглядывать к ней, позаботитесь о ней.

Она никогда не жила одна.

Обещайте мне, что приглядите за ней.

Люди, ехавшие в том грузовике, не смогли уберечь ее. Не смогли защитить от меня.

В том, что это моих рук дело, я не сомневался. Конечно, я не хотел, но все равно убил ее. И одна мысль, гигантская мысль — о том, что ничего уже никогда, никогда, никогда не будет хорошо — проглотила меня так же, как однажды, когда я попаду в ад, меня проглотит невероятная идея вечности.

О боже. Какое бремя.

Это точно, кретин. Именно поэтому ты должен действовать. Она мертва, ты — нет. Думай. Знаешь, что в тюрьме делают с такими, как ты? Река еще не замерзла окончательно: бери тело и брось его в реку. Отрежь голову, руки и выброси труп в реку. Ты ни в чем не виноват…

Нет. Я не стану делать это. Перед глазами возникли друзья и родственники девушки — а ведь где-то у нее есть родственники, — и я представил, что они до самой смерти не узнают о том, что произошло с Эми Салливан. Нет, они имеют право узнать, что это сделал я, имеют право увидеть меня, привязанного к столу, с иглой в вене.

Я заставил себя дышать. Двигаться нужно шаг за шагом — только так можно действовать, если ситуация вышла из-под контроля. Шаг первый: дыши. Шаг второй: встань. Зайди в сарай, осмотри его, убедись в том, что это она…

Ах да, точно. Наверное, здесь у тебя целая коллекция трупов, ты их штабелями складываешь…

…затем поезжай к Эми и расскажи обо всем Джону. Расскажи все как есть. Затем позвони Дрейку и покажи ему тело. Расскажи ему правду — что ты отключился, а потом нашел ее здесь. Честное слово, если я настолько опасен, то ради всеобщей безопасности будет лучше, если меня посадят под замок.

Я поднялся на ноги, положил руку на дверь…

Хорошо, теперь войди внутрь, разверни брезент и посмотри на то, что ты совершил…

…и закрыл ее.

Навесил замок и поплелся в дом.

Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать одно: если бы я зашел в сарай и увидел, что там лежит, то через минуту пустил бы себе пулю в лоб.

Обратно я ехал по собственным следам, включив свет в салоне и примерно раз в четыре секунды нервно поглядывая по сторонам. Подъехав к дому Эми, я обнаружил Джона, согнувшегося в три погибели под капотом его «кадиллака». Я прошел мимо: ужасная новость сжалась пружиной внутри, словно твари, которые выскакивали из людей в фильме «Чужой».

— Аккумулятор сдох? — спросил я.

— Надеюсь, что нет.

С локтя Джона свисала спутанная елочная гирлянда, а в снегу валялись мотки кабеля.

— Рождество для этого гада наступит позднее, чем обычно. Оно настанет, как только я его найду. Перчатки привез?

— Нет.

— Ладно… Печеньем поделишься?

Он увидел выражение моего лица и выпрямился.

— Дейв? Что случилось? Ты надел новую рубашку? — встревоженно спросил он.