Однажды Данло уже побывал в этом историческом месте.

В зале со стенами из полированного белого гранита и клариевым куполом было очень светло, но всегда холодно из-за постоянных сквозняков. Данло помнил, как стоял на коленях на черном каменном полу перед этими самыми людьми (в число которых входил и Демоти Беде). Но теперь они с Беде не принадлежали больше к Старому Ордену, и от них не требовалось, согласно традиции, преклонять колени на фравашийском ковре; им предоставили стулья, и Данло сел под внимательными взорами ста двадцати лордов. Главные специалисты сидели за полукруглыми столами, размещенными амфитеатром вокруг четырех стульев в центре зала.

Данло, ненавидевший стулья, гадал, кому предназначены два свободных места. Здесь, как и прежде, пахло деревом джи, лимонной политурой и старческим страхом. Наиглавнейшие лорды размещались за двумя центральными столами прямо напротив него, Данло хорошо знал многих из них, особенно Колению Мор, Главного Эсхатолога; она перебирала шелковые складки своего нового золотого платья. Коления, пухлая, круглолицая, умная и добрая женщина, полностью подпала под власть рингизма. Смелая по натуре, она стала первым лордом, сменившим традиционную одежду на золотую. За ее столом сидели также Джонат Парсонс, Родриго Диас, Махавира Нетис и Бургос Харша в прежней коричневой форме, с изрезанным осколками стекла лицом.

За другим центральным столом сидели Ян Кутикофф, Главный Семантолог, и Ева Зарифа в пурпурном платье сразу с двумя золотыми повязками. Рядом с ней беспокойно ерзал старый Вишну Сусо, трогая свою повязку, как будто она вдруг стала слишком тугой. Ему причиняло явное неудобство тесное соседство с лордом, который сидел с другой стороны, — главой Ордена Одриком Паллом.

Ничего удивительного: Данло за всю свою жизнь не встречал более жуткого человека. Ему было больно даже смотреть на лорда Палла с его розовыми альбиносскими глазами и кожей, как поблекшая от времени кость. Этот редкий генетический дефект подчеркивали черные зубы, которые лорд приоткрывал, когда говорил или улыбался, что случалось нечасто. Лорд Палл предпочитал изъясняться на цефическом языке жестов, и сидящий рядом с ним кадет-цефик переводил его знаки на устную речь. Палл, согласно поговорке, был молчалив, как цефик, а также хитер, циничен, и в душе его не осталось ни единого светлого пятна.

Эли лос шайда, подумал Данло. Шайда эт шайда.

Лорд Палл слегка приподнял палец, и кадет, красивый блондин со свирепыми голубыми глазами уроженца Торскалле, произнес:

— Удачным ли был ваш путь, лорд Демоти Беде и Данло ви Соли Рингесс? Мы принимаем вас как полномочных послов Содружества Свободных Миров, хотя, как вам следует знать, не признаем полномочности самого Содружества.

— Возможно, со временем ваше мнение изменится, — сказал Демоти.

— Возможно, — ответил Палл через переводчика, но его розовые глаза не допускали такой возможности. — Время — странное понятие, не так ли? И у нас его очень мало. Волновой фронт сверхновой движется к нам со скоростью света, а флот вашего Содружества, вероятно, еще быстрее. И это еще не самое худшее из того, что нам угрожает.

— Что же может быть хуже, лорд Палл? — спросил Демоти.

— Скоро вы это узнаете. — Палл сделал знак кадету-горологу, стоявшему у двери в другую приемную. Тот склонил голову и достал лазер из кобуры у себя на бедре, а затем с большой осторожностью отворил двери, за которыми ожидали два человека. Кадет взмахом лазера направил их к двум пустым стульям рядом с Данло и Демоти.

— Нет! — воскликнул Данло, забыв всякую сдержанность, но тут же спохватился и замер, как талло, не сводя глаз с этих двоих, слишком хорошо ему знакомых.

— Я вижу, вы знаете друг друга, — сказал лорд Палл, — однако позвольте мне представить наших гостей Коллегии. Малаклипс Красное Кольцо с Кваллара и Бертрам Джаспари с Таннахилла.

Услышав это имя, сто лордов ахнули почти одновременно.

Таннахилл! Бертрам Джаспари явился сюда с этой затерянной планеты, преодолев тридцать тысяч световых лет в космосе, как и Данло. Со своей остроконечной лысой головой и кожей, посиневшей от обычного на Таннахилле грибкового заболевания, он был безобразен — безобразнее всех известных Данло людей.

Его сморщенный ротик напоминал сушеный кровоплод, тусклые серые глаза — протухшую тюленину. На лице у него застыло выражение язвительной насмешки, но все это было только внешним уродством — истинное безобразие Бертрама коренилось гораздо глубже. Данло знал, что он изворотлив, тщеславен, скуп, жесток и совершенно лишен милосердия. Хуже того: он не дорожил ни одним человеком, кроме себя самого, и беззастенчиво использовал других в своем стремлении к власти. Основной его порок заключался, пожалуй, в том, что он был мелок душой, мелок и крив, как деревце, выросшее при недостатке воды и солнца. Если бы он состязался с лордом Паллом за звание более яркого выразителя шайды, победителя было бы трудно определить.

— Лжец и убийца, — прошипел Данло, когда Бертрам занял стул около него. — Убийца планеты и целого народа.

Бертрам сделал вид, что не расслышал. Он явно боялся встретиться с пылающими синими глазами Данло и сидел, нервно оправляя свое кимоно, традиционную одежду Архитектора Кибернетической Церкви. Около года назад, начав на Таннахилле Войну Террора, он выкрасил белое кимоно в ярко-красный цвет, дав понять, что готов проливать кровь (предпочтительно чужую, а не свою). Вся фанатическая секта его ивиомилов носила теперь одежду того же цвета. Их флот, должно быть, затаился в космосе, у какой-нибудь ближней звезды, имея в виду еще более страшные шайда-цели.

Рядом с Бертрамом, у свободного стула, стоял человек, казавшийся полной его противоположностью. Его одежда пестрела всеми красками радуги, мизинец каждой руки украшало красное кольцо. И с виду Малаклипс был красив, как все воины-поэты. Кожа его отливала начищенной медью, черные волосы блестели, как соболий мех. Все в нем дышало живостью, особенно глаза — лиловые, глубокие и быстрые.

Уж он-то не боялся встретиться взглядом с Данло. В то время, как все лорды в зале нервно смотрели на Малаклипса, не понимая, отчего он не садится, две пары глаз, как случалось уже дважды, сошлись в поединке. Казалось, что свет, льющийся из глаз Данло, притягивает Малаклипса, как звезда мотылька, — но воин-поэт, должно быть, усмотрел там и что-то тревожное, потому что внезапно отвел взгляд. Говорят, что никто не может переглядеть воина-поэта — особенно носящего два красных кольца, второго за всю историю своего Ордена; поэтому лорды боязливо посматривали то на Данло, то на Малаклипса, не веря тому, что видели сами.

Малаклипс тоже испытывал страх, но не стеснялся его обнаружить.

— Ты изменился, пилот, — сказал он Данло. — В который раз. При каждой нашей встрече ты становишься ближе к тому, что ты есть на самом деле. Ты спросишь, что это? Я не знаю. Нечто слишком яркое, пожалуй. Я смотрю на тебя и вижу страшную красоту. Я боюсь тебя, а почему — не знаю.

Говорят, что воины-поэты не боятся ничего во вселенной — особенно смерти, которой они ищут с сосредоточенностью и радостью тигра, скрадывающего добычу. И Малаклипс, хотя и признался, что боится Данло, очень походил на тигра, красивого и опасного. По сути, он был убийцей не меньше, чем Бертрам Джаспари. Горолог-охранник, стоя в нескольких шагах от него, целил из лазера ему в затылок, готовый немедленно лишить его жизни, если Малаклипс попытается вдруг убить Данло, Демоти Беде, а то и самого лорда Палла.

— Не угодно ли присесть? — осведомился последний, и Малаклипс, держа под контролем все свои нервы и мускулы, медленно опустился на стул. Не обращая при этом внимания ни на главу Ордена, ни на других лордов, он снова встретился глазами с Данло и на этот раз выдержал промежуток, занявший двадцать ударов сердца.

— Я должен извиниться перед Коллегией, — сказал лорд Палл, — за то, что не информировал вас о прибытии этих людей. Но поймите, что воин-поэт с двумя красными кольцами и предводитель ивиомилов…

На этом месте Бертрам прервал переводчика:

— Вы можете обращаться ко мне как к Святому Иви Вселенской Кибернетической Церкви.

Лорд Палл, не выносивший, когда его прерывали, не проявил, однако, никаких эмоций, глядя на