возразил ей:

— Мне очень не хотелось бы посылать такого прекрасного пилота в эту, возможно, гибельную миссию. Данло и Хануман когда-то были друзьями, это верно, но расстались они врагами. Хорош посол, нечего сказать!

— Зато он не поддался на обман Ханумана, — ответила лорд Сунг.

— Мы не знаем даже, согласен ли сам Данло отправиться с такой миссией.

При этих словах взоры всех присутствующих обратились к Данло. Он, по-прежнему сжимая в руке флейту, собрался уже сказать, что готов служить Новому Ордену всеми доступными ему средствами, но тут лорд Николос, улыбнувшись ему, произнес:

— Я думал о том, чтобы отправить Данло послом на Таннахилл. Он уже завоевал доверие Харры Иви эн ли Эде — Святая Иви изменила доктрины Старой Церкви не без его влияния. Кто лучше подходит для этой роли?

— Но, лорд Николос, в том-то все и дело, — сказала Морена. — Основная часть таннахиллской миссии успешно выполнена благодаря Данло. Мне кажется, что его дарования будут полезнее в другом месте, — Величайшее его дарование — это талант пилота, — вставил Зондерваль. — Если война начнется, мне понадобятся все мои люди.

При упоминании о войне Данло задержал дыхание, так и не успевшее излиться в словах, и сердце у него застучало, как барабан.

— Посылать Данло на Шейдвег было бы жестоко, — заметил лорд Николос. — Разве вы забыли о его обете ахимсы? Как может человек, поклявшийся никому не делать зла, идти на войну?

Никогда не убивай, твердил про себя Данло. Никогда не причиняй вреда живому существу.

— Если бы я дал себе труд вспомнить об этом, — бросил Зондерваль, — то решил бы, что долг перед Орденом должен быть выше всех личных идеалов, особенно столь утопических.

Лорд Николос покачал головой и слегка повысил голос, чтобы его слышали во всем зале: — Нельзя забывать, что обет Данло предшествовал присяге, которую он принес, вступая в Орден. В то время никто не предвидел, что его ахимса может вступить в конфликт с создавшейся ситуацией. Вряд ли мы вправе требовать, чтобы он отрекся от ахимсы потому лишь, что обстоятельства изменились.

Данло взглянул на свои руки, совсем недавно поддерживавшие окровавленную голову умирающего друга, Томаса Ивиэля, и подумал: Я никогда не отрекусь от ахимсы.

— Отправка Данло в Невернес с мирной миссией тоже проблематична, — продолжал лорд Николос. — Если переговоры не принесут успеха и в Цивилизованных Мирах начнется война, он может оказаться в крайне тяжелом положении. Бурное море войны захлестнет и поглотит его.

— Война всегда создает трудные положения, и эти буря может поглотить любого из нас, — возразил Зондерваль. — Кто может избежать собственной судьбы? — Я ставлю вопрос иначе: кто вправе послать другого навстречу его судьбе? Я не стану отправлять Данло на Шейдвег.

Данло, встретившись глазами с лордом Николосом, перевел дух.

— Думаю, что для Данло лучше всего будет вернуться на Таннахилл, — сказал лорд, — Но Ордену он лучше всего послужил бы, отправившись послом в Невернес.

Данло снова задержал дыхание и сжал в руке флейту. Взгляд лорда Николоса, холодный, но не злой, казалось, искал на его лице каких-то знаков, способных предсказать будущее.

— Для главы Ордена не совсем обычно предоставлять подобное решение пилоту, — сказал лорд, — но и ситуация у нас сложилась необычная.

Все в зале ждали, что скажет Данло. Бардо улыбался ему, и мягкие карие глаза этого гиганта словно переливали в Данло часть его силы.

— Я прошу вас сделать выбор между двумя миссиями: Таннахилл или Невернес, — сказал лорд Николос Данло. — Если вам нужно время, чтобы…

— Нет, — выдохнув, сказал Данло. — Я сделаю выбор прямо сейчас.

Он закрыл глаза, вслушиваясь в шум ветра за стенками купола и в собственное дыхание. Судьба влекла его в будущее с силой звезды, затягивающей легкий корабль в свою огненную сердцевину. Судьба — или по крайней мере заветный план осуществления собственных глубочайших возможностей — есть у каждого человека. Одни не хотят слышать ее зова и остаются глухими, когда она кричит у них внутри. Другие бегут от нее, как заяц, зигзагами улепетывающий от падающей с неба талло.

Слишком часто человек тускло и покорно принимает неизбежное, ненавидя себя за это и жалуясь на несправедливость вселенной. Лишь немногим дано вместить страшную красоту жизни, и лишь единицы из этих немногих любят свою судьбу, чем бы она ни наполняла их жизнь: солнцем и медом или огнем, блеском мечей, кошмарами и смертью.

Данло полагал, что за всю свою богатую странствиями жизнь встретил только одного такого человека, своего былого друга Ханумана ли Тоша. Теперь ему казалось, что Хануман совершил некий необратимый переход через свой темный внутренний океан — возможно, к божественной власти, возможно, к безумию. Хануман ждал его в ледяном, мерцающем Городе Света, а здесь, под мерцающим красками куполом, ждали другие люди, испытывая судьбу Данло на прочность и желая услышать его решение.

В конце концов, мы сами выбираем свое будущее, вспомнил он.

Данло зажмурился; время раскрылось, как окно в густую синеву неба, и моменты, которым еще предстояло случиться, г обрели форму и цвет. Невернес ждал его. В высокой соборной башне, под прозрачным куполом, бледный и красивый человек следил, не покажется ли среди звезд корабль Данло.

На ледовых островах к западу от города мужчины и женщины в белых мехах ждали, когда Данло привезет им лекарство от болезни, дремлющей в их крови и выжидающей своего часа, чтобы ожить. Ребенок ждал тоже. Данло видел, как ребенок лежит у него на руках, беспомощно и доверчиво глядя ему в глаза такими же дикими и синими глазами. Наконец, его ждал он сам — будущий он, злее, умнее, благороднее нынешнего, прожженный до глубины души страшной любовью к жизни.

Сама вселенная, от крайних галактик до Экстра, тоже ждала — ждала, чтобы узнать, отправится он в Невернес или нет.

Самый глубокий вопрос, единственный подлинный вопрос, всегда заключается в этом: да или нет.

Богиня по имени Твердь сказала Данло, что когда-нибудь ему придется пойти на войну, и он видел, что и этот ужас тоже ждет его в Невернесе. Но что это за война? Та, где сверкают лучи лазеров и взрываются бомбы, или более глубокая, вселенского масштаба? Этого Данло не видел, но знал: если даже война затянет его в свой вихрь, где сражаются армии легких кораблей и люди палят друг в друга из тлолтов, если даже его будут резать нейроножом по живому, он все равно сохранит верность ахимсе, останется верен зову своей души.

Я не стану убивать никого, даже если мне и всему, что мне дорого, суждено умереть.

Данло открыл глаза, и ему показалось, что они оставались закрытыми только одно мгновение. Лорд Николос и все остальные по-прежнему ждали его ответа. Сжимая в руке флейту, Данло вспомнил еще одно, что говорила ему Твердь: что он найдет отца в конце своего пути. Возможно, что и отец тоже ждет его в Невернесе. Данло казалось, что он слышит отцовский голос, несомый звездным ветром через галактику, и этот голос звал его домой, навстречу судьбе.

— Я… выбираю Невернес, — сказал Данло и улыбнулся лорду Николосу, несмотря на резкую боль, простреливающую его левый глаз.

— Прекрасно, — сказал тот. — Остается назначить других послов. Нам еще многое предстоит решить, но не сейчас. Уже поздно. Сделаем перерыв на обед, а завтра соберемся снова.

Лорд Николос встал. Другие, переговариваясь между собой, последовали его примеру и начали выходить из зала. Бардо и другие мастер-пилоты за столом Данло принялись обсуждать, как лучше загнать корабль противника в центр звезды, Данло же дивился тому, какая бешеная энергия освобождается от одних только разговоров о войне. Он потер больной глаз, стараясь глубоким дыханием побороть поселившееся внутри дурное предчувствие.

Я тоже люблю свою судьбу, думал он. Мою судьбу, прекрасную и ужасную.

Он встал, чтобы поздороваться с Бардо, и стал делиться с другими пилотами новыми стратегическими приемами, которыми овладел в мультиплексе. Первые волны войны накрыли с головой и его.