— Домой, — буркнул Абу Алмади, втискиваясь в „Мерседес“, его грузное тело как будто растеклось на заднем сиденье.

Мустафа завел мотор, машина плавно двинулась в направлении движущегося, ревущего автомобильного потока. „Так или иначе, все равно нужно уходить в отставку“, — с каким-то облегчением решил генерал, снова погружаясь в свои раздумья.

Пожалуй, так и остались бы „Наследники Османов“ историческим обществом, если бы не очередной зигзаг судьбы. Последнее десятилетие уходящего тысячелетия ознаменовалось множеством крупнейших катаклизмов. Мировое сообщество во главе с США разгромило иранскую военную машину, тем самым обезвредив опасного южного соседа Турции. Вскоре рухнул Советский Союз, супердержава, противовес всемогущему „Дяде Сэму“, удачно подточенный демократическими реформами. Вместо него появилось полтора десятка „независимых“ княжеств, которые, закупая в Турции дешевый ширпотреб, платили настоящие деньги, поднимая экономику недавнего врага.

Все это не могло не сказаться на обстановке внутри страны, к наследникам потянулись банкиры, промышленники, политики, увидев перспективу. Через год историческое общество „Наследники Османов“ превратилось в национал-патриотическую партию с одноименным названием. Лозунг, с каким партия шла на выборы в Великое национальное собрание, был прост и понятен каждому — „Возрождение империи“. Именно под этим лозунгом Мохаммед Абу Алмади собирался добиться законодательного большинства, а потом отменить президентское правление и объявить (для начала) конституционную монархию…

Впрочем; бригадный генерал Алмади, будучи плохим тактиком, был отличным стратегом и прекрасно понимал, что разрастание границ будущей империи во многом будет зависеть от северного соседа, который, в отличие от южного, обладал мощнейшим ядерным арсеналом и никому бы не позволил диктовать условия с позиции силы. А потому, где нельзя применить силу, нужно использовать хитрость.

Как только одна из кавказских республик объявила о выходе из состава Российской Федерации, туда сразу же отправились эмиссары „Наследников Османов“, через некоторое время завязалось тесное сотрудничество. В Турции оседали наиболее богатые и влиятельные кавказцы.

„Чечня — нож в брюхе России“, — не раз говорил генерал на секретных совещаниях руководства партии. Теперь наступало время выйти из тени…

…Резиденция бригадного генерала располагалась в самом фешенебельном районе столицы. Огромный трехэтажный особняк с парком вечнозеленых деревьев, большим прудом и искусственным водопадом. Абу Алмади любил роскошь, он купался в ней, не в силах отказать себе (может, поэтому и не стал настоящим военным).

„Мерседес“ замер перед высокими чугунными воротами фигурного литья. Створки черной громады, слегка дрогнув, стали расходиться в стороны.

Возле особняка, как солдаты в почетном карауле, замерли двое слуг в темно-синих форменных френчах. Едва машина остановилась, один из слуг отворил дверцу, оттуда сперва появились ноги в лакированных туфлях, затем грузное тело генерала.

— Уф, — тяжело вздохнул Абу Алмади, потом обратился к слугам: — Камаль, приготовь ванну, Мустафа, срочно вызови Зияда.

— Слушаюсь, азис, — дуэтом ответили слуги и опрометью бросились выполнять распоряжение. Мохаммед Абу Алмади направился вслед за ними, расстегивая на ходу тесный парадный китель.

Дом генерала делился на три части. Лицевая была местом приема гостей, здесь был большой зал с барной стойкой, фонтаном в центре и большой эстрадой для оркестра. Левое крыло занимала женская половина, здесь проживала жена генерала с детьми и прислугой. Правое крыло Абу Алмади отвел для себя, разместив там рабочий кабинет, спальню, тир и тренажерный зал. Все, что могло ему понадобиться, было под рукой.

В спальне генерала ожидал еще один слуга, Муса, смуглолицый юноша с утонченными чертами лица и мягкой бархатной кожей. Только ему было позволено раздевать и одевать хозяина, делать ему массаж и омывать его тело в бане.

Обычно Абу Алмади, раздеваясь, беседовал с Мусой на всякие отвлеченные темы. Но сегодня генерал был не в духе. Раздевшись, он набросил на плечи банный халат и не спеша направился в ванную, бросил на ходу слуге:

— Принеси мне шампанское.

Ванная напоминала огромную пиалу с пузырящейся водой. Из водных процедур Абу Алмади больше всего любил джакузи, когда расслабленное тело массируют шарики воздуха.

Сбросив халат, генерал оголил свое толстое тело с отвисающими складками жира и, подобно моржу, перевалился через край ванны, подняв каскад брызг. Облокотившись на пологую стенку, он широко раскинул руки и ноги, отдавшись щекочущим пузырькам.

Наконец пришел Муса, неся на позолоченном подносе хрустальный бокал с янтарной жидкостью. Алмади нравилось сочетать шампанское и джакузи, создавалась иллюзия, что пузырьки проходят сквозь тело.

Отдав бокал, слуга присел на край ванны и стал массировать безобразно толстую, влажную шею хозяина. Генерал, закрыв глаза, прихлебывал шампанское, кряхтел от этого коктейля удовольствий.

Через час, расслабленный и отдохнувший, вяло передвигая ногами, он вошел в свой кабинет, там его уже ожидал Зияд Хашаба.

— Салам аллейкам, — поднялся со своего кресла гость.

Это был высокий смуглолицый мужчина с хорошо развитой мускулатурой и осанкой, с первого взгляда выдающей в нем кадрового военного. Действительно, до недавнего времени майор Хашаба был командиром батальона рейнджеров, участвовал не в одном десятке боевых операций против курдских партизан. Возможно, его ждала бы великолепная карьера военачальника, но Зияд был рьяным приверженцем возрождения былого величия Турецкой империи. Когда потребовалось бросить военную службу для более высоких целей, майор сделал это без колебаний. Уволившись со службы, он через три дня, как частное лицо, отправился в Чечню. Полгода он там провел как инструктор специальной подготовки, а заодно выяснил военные и политические перспективы мятежной республики. Вернувшись в Турцию, Зияд Хашаба стал помощником генерала Алмад и в вопросах военно-стратегического планирования партии, также отвечал за нелегальные контакты с чеченским руководством.

— Аллейкам асалам, — ответил генерал, разглядывая ладную фигуру Зияда, мужественное лицо с правильными чертами, большие черные как маслины глаза. Подковообразные усы под гнутым орлиным носом делали его похожим на грозного янычара. Картину, пожалуй, портил пижонский белоснежный костюм, хотя он как нельзя лучше оттенял смуглую кожу Зияда.

Пройдя через кабинет, Мохаммед Абу Алмади открыл бар, достал оттуда бутылку дорогого английского виски „Блю Лейбл“ и два больших стакана из прозрачного толстого стекла.

Оба турка были истинными мусульманами, но в то же время не считали алкоголь большим грехом.

Наполнив на четверть бокалы темно-коричневым напитком, генерал протянул один Зияду, другой поднял на уровень лица и негромко произнес:

— Я решил уйти с военной службы и всерьез заняться политикой. Сообщишь комитету, настало время выходить из тени. Пора по-настоящему взяться за политическую борьбу.

— Все сделаю, азис, — слегка склонил голову Зияд, в его поклоне чувствовалась верность и искренность. Подняв голову, экс-майор посмотрел прямо в глаза своего начальника и негромко произнес: — Со мной связались вайнахи, им нужна помощь здесь, в Турции.

— Хорошо, — пригубив виски, произнес Абу Алмади, — помоги нашим братьям. Заодно выясни, что они задумали…

Набравшая силу весна залила буйным цветом всю Европу, превратив ее в сплошной зеленый ковер. Поздняя весна особенно хороша в Венгрии, растительность по берегам некогда голубого Дуная насыщает воздух пьянящими ароматами.

Вдоль каменной набережной, отгороженной от реки чугунным турникетом, среди толп туристов и отдыхающих медленно прогуливались двое мужчин в дорогих костюмах, они были похожи как братья. Обоим за сорок, коренастые, с широкими атлетическими плечами и короткими стрижками. Один из мужчин нес плащ, переброшенный через левую руку, его спутник шел, заложив за спину руки, сцепленные в замок.