она выглядела куда более мрачно. До сих пор я сам видел изнутри только комнату для заклинаний, расположенную на одном из верхних этажей: мы миновали ее почти сразу, спускаясь вниз. Я брел первым, Факварл шел следом, а последним шлепал Гезери. Потом мы миновали еще несколько дверей, потом широкий коридор, который, по-видимому, шел к выходу, а лестница уводила нас все глубже и глубже под землю.
Мы с Факварлом почти все время молчали. В мыслях вертелся тот замученный дух, которого Хаба показывал нам в шаре, загубленное создание, томящееся где-то в подвалах башни.
Возможно, теперь нам предстояло к нему присоединиться.
— Не тревожься, Факварл! — с наигранной бодростью сказал я через плечо. — Мы сегодня неплохо управились с разбойниками — это даже Хабе понятно!
— Я тревожусь каждый раз, как мне приходится связываться с тобой, — буркнул Факварл. — Только и всего!
Лестница вела все вниз, и вниз, и вниз, и, как я ни старался, бодрости моей хватило ненадолго. То ли дело было в воздухе, воняющем затхлостью и плесенью, то ли в угрюмой тьме, то ли в свечках, подсвечниками которым служили мумифицированные отрубленные кисти рук, насаженные на пики и равномерно расставленные вдоль стен, то ли просто в моем воображении — но чем ниже я спускался, тем сильнее мне делалось не по себе. А затем лестница внезапно кончилась перед зияющим дверным проемом черного гранита, за которым равномерно мигал тусклый зеленовато-голубой свет и раздавались некие звуки. Мы с Факварлом остановились как вкопанные, по нашей сущности поползли мурашки.
— Входите, входите! — сказал Гезери. — Он ждет!
Делать было нечего. Двое бесов расправили свои узловатые плечи, шагнули вперед — и очутились в подземельях Хабы.
Несомненно, будь у нас время и вдохновение, мы могли бы увидеть в этом жутком месте немало диковинок. Волшебник явно проводил здесь немало времени и тратил много сил на то, чтобы чувствовать себя здесь как дома. Огромные каменные блоки, из которых состояли пол, стены и потолок, были высечены в египетском стиле, как и приземистые, пузатые колонны, поддерживавшие потолок. А если учесть, что капители колонн были сделаны в форме цветков папируса и в воздухе висели запахи благовоний и натра, вполне можно было подумать, что мы не под оживленным Иерусалимом, а где-нибудь в катакомбах храмов Карнака.
Хаба щедро снабдил свою мастерскую инструментами и всяческими магическими принадлежностями, а также впечатляющей грудой свитков и табличек, созданных цивилизациями, уже канувшими в небытие. Но в первую очередь в глаза нам бросилось не впечатляющее убранство подземелья и не все это магическое барахло, а признаки тайного хобби хозяина.
Этот человек увлекался смертью.
Вокруг высились груды костей.
Стоял шкаф с черепами.
Еще один шкаф, с мумиями — часть из них явно древние, а часть совсем свеженькие.
Длинный низкий стол с острыми металлическими орудиями, баночками и горшочками с настами, мазями, снадобьями и кровавыми тряпками.
Яма для мумификации, наполненная свежим песком.
А на тот случай, если ему надоест возиться с мертвыми людьми и захочется найти себе другую забаву, здесь стояли сущностные клетки. Они были выстроены ровными рядами в дальнем углу подвала. Некоторые были более или менее квадратные, другие цилиндрические или шарообразные. На низших уровнях казалось, будто они изготовлены из железной сетки, что само по себе достаточно противно.[61] Но на высших уровнях становилась очевидна их подлинная гнусная природа: каждая клетка была вдобавок изготовлена из прочных силовых линий, ранящих сущность и не позволяющих злосчастным узникам выбраться наружу. Отсюда-то и доносились те звуки, что мы слышали у входа: негромкий умоляющий писк, слабые возгласы, обрывки речи на языках, которых сами говорящие уже не помнили.
Мы с Факварлом стояли неподвижно, вспоминая слова Гезери: «Уж если кто туда попадет, обратно выберется нескоро!»
Из глубины подземелья донесся голос, голос из песка и пыли:
— Рабы, внемлите мне!
Двое бесов заковыляли вперед так неохотно, что можно было подумать, будто нам в набедренные повязки напихали острых камней.[62]
В центре подземелья, между четырех колонн, на полу было сделано круглое возвышение. Край его был выложен бело-розовым камнем, на котором египетскими иероглифами были написаны пять главных слов Подчинения. В кругу был выложен пентакль из черного обсидиана. Неподалеку, в другом кругу, поменьше, имелась конторка, сделанная из слоновой кости, и за нею, сгорбившись, точно пирующий стервятник, стоял наш хозяин.
Он ждал, пока мы приблизимся. На границе круглого возвышения пылали черным пламенем пять свечей.
Их злобный свет отражался в глазах Хабы. У него под ногами растеклась бесформенная черная тень.
Мы с Факварлом остановились и с вызовом вскинули головы.
Наш хозяин нарушил молчание.
— Факварл Микенский? Бартимеус Урукский?
Мы кивнули.
— Я собираюсь отпустить вас на волю.
Бесы заморгали и уставились на волшебника.
Его длинные серые пальцы поглаживали конторку; кривые ногти постукивали по слоновой кости.
— Не то чтобы мне этого хотелось: вы не более чем гнусные рабы. То, что вы сделали сегодня, вы сделали исключительно по моему велению, и никаких поблажек за это вы не заслуживаете. Однако путница, которую вы сегодня спасли, — дева, которая не подозревает о вашей гнусной натуре, поскольку сама чиста и невинна, — блестящие глаза окинули нас взглядом; за столбами завздыхали и забормотали узники в клетках, — так вот, эта неразумная дева уговорила меня освободить вас от службы. Она была весьма настойчива. — Хаба плотно стиснул губы. — В конце концов я согласился выполнить ее просьбу, и, поскольку она моя гостья и я поклялся в этом перед самим великим Ра, обет этот священен. Соответственно, хотя сам я нахожу это неразумным, свою заслуженную награду вы все же получите.
Последовала пауза, во время которой мы с Факварлом успели прикинуть все, что вытекало из сказанного, разобрались в тонкостях и нюансах и продолжали смотреть на волшебника с опасливым недоверием.[63]
Хаба издал горлом глухой и сухой звук.
— Ну, что же вы так нерешительны, рабы? Джинн Факварл оставит службу у меня первым. Встань в круг, будь любезен.
И он приглашающе махнул рукой. Бесы еще раз окинули круг взглядом и не обнаружили никаких ловушек ни на одном из планов.
— Вроде как все честно… — пробормотал я.
Факварл пожал плечами:
— Сейчас увидим. Ну что, Бартимеус, так или иначе, а пора прощаться. Может, еще тысячу лет не увидимся.
— Лучше две, — сказал я. — Но сначала, пока ты не ушел, признай одно: я ведь был прав?
— Насчет девчонки-то? — Факварл надул щеки. — Ну… может, и да. Но я своего мнения не изменю. Люди — это еда, а ты всего лишь мягкотелый слабак.
Я ухмыльнулся:
— Ты просто завидуешь. Ведь это благодаря моему уму и проницательности мы получили свободу. Я с первого взгляда понял, что Кирина…
— Ах, Кирина? Ты, значит, успел познакомиться с ней достаточно близко, чтобы называть ее по имени? — Факварл покачал своей круглой башкой. — Нет, Бартимеус, ты меня точно в гроб вгонишь! А ведь