14
МИСТЕР ИКС
По сути своей закрытые учебные заведения все на одно лицо. В особенности для того, кто есть дым из пушечного жерла и всегда заканчивает тем, что его выгоняют из одного жалкого гадюшника, потом из другого, третьего… Настоящее военное училище, старое доброе «Фортресс», что в Оулсберге, Пенсильвания, куда отец отправил меня в последнем приступе раздражения и отвращения, пришлось мне по душе гораздо больше, чем гражданские школы. Отец поставил меня в известность, что мой провал и в этом спасительном заведении повлечет за собой полное крушение: не будет никаких месячных перечислений на мой счет, никакого наследства, ничего, – таким образом, он вынудил меня работать достаточно усердно, чтобы окончить курс обучения. Мне же весьма по душе пришлось холодное фашистское великолепие униформы. Поскольку я поступил сразу на старший, или кавалерийский, курс, одной из моих обязанностей было «строить» младших курсантов, обучающихся на курсах артиллерийском и интендантском, а в особенности – пехотном, укомплектованном плотно, как сардины в банке, запуганными четырнадцатилетними пацанами, изо всех силенок отчаянно старавшимися ублажить своих повелителей. Нам
В этом заведении я провел один из счастливейших годов своей юности. Как только я понял правила игры, я выжил соседа по комнате, такого же изгнанника средней школы, как и я сам, по имени Скуайерс, – его болтовня истощила мое терпение к концу первого же дня нашего знакомства. После этого в шикарном одноместном номере я был волен делать все, что вздумается. И меня абсолютно не трогало то, что вследствие отказа родителей принимать меня дома я проведу здесь каникулы на День благодарения или Рождество.
Единственный звоночек, напомнивший о грядущих трудностях, прозвенел в начале марта, когда мой преподаватель математики и командир подразделения капитан Тодд Скуадрон отвел меня в сторонку и объявил, что сегодня в девять вечера зайдет ко мне. Новость эту я воспринял с тревогой. Капитану Скуадрону – уставнику, образцовому представителю регулярной армии – я как будто понравился с первого дня своего здесь пребывания, но потом он стал относиться ко мне с прохладцей и даже отчужденностью. Порой я со страхом думал, что он видит меня насквозь. Я надеялся, что он не обсуждал мое «дело» со всевидящим «дредноутом» майором Одри Арндт, которую я всеми способами старался избегать. Еще одна возможность тревожила куда больше. Как только он заявился ко мне в комнату, я почувствовал, что оба вопроса – первый, не такой значительный, и второй, определенно угрожающий, – были у капитана на уме.
Я отдал честь и стал по стойке «смирно». Капитан Скуадрон буркнул «вольно» и жестом указал мне на койку. К его странной настороженности и выжидательной подозрительности добавлялась отчужденность, которую я в последнее время чувствовал в нем. Когда я уселся на койку, Скуадрон прислонился к шкафчику и долго смотрел на меня сверху вниз, явно намереваясь лишить мужества.
– Что с вами происходит, курсант? Я спросил, что он имеет в виду.
– Вы ведь не такой, как все, а?
– Разрешите расценить это как комплимент, сэр.
– Могу привести пример того, что я имею в виду, прямо здесь и сейчас. После приема на пехотный курс выясняется, что большинство новичков – пустое место. – Он одернул форменный пиджак, распрямляя складки. – Каждого из них повыгоняли из стольких школ, что у их родителей осталась последняя надежда отрехтовать, так сказать, сынков здесь. И даже несмотря на то, что большинство из них недостаточно смышлены, все они считают себя умнее, чем есть на самом деле. Буквально каждый из них имеет большие, очень большие проблемы с властями.
– Только не я, сэр, – вставил я. – Я власть уважаю. Он бросил на меня зловещий взгляд:
– Я искренне советую вам перестать валять дурака, курсант.
Все мы здесь назывались курсантами, независимо от того, на каком курсе числились. Я уж было собрался ляпнуть: «Сэр, понятия «курсант» и 'валять дурака' несопоставимы, сэр», но вовремя прикусил язык.
– На нашу долю выпал нелегкий труд заставить этих безмозглых бунтарей взяться за ум, и мы делаем это так хорошо, насколько возможно. Как правило, сорок – шестьдесят процентов из них держится до следующего года обучения. Если они попадают на курс артиллерии, шансов вбить им в головы хоть немного здравого смысла остается пятьдесят на пятьдесят. Ну, а на кавалерии это уже вообще пустой номер. Все, что нам остается, это сконцентрироваться на том, чтобы выучить их стоять по стойке «смирно» и отличать левую ногу от правой на строевых занятиях, и мы тянем их за уши весь курс до тех пор, пока они не выметутся отсюда к чертовой матери. – Капитан переломился пополам, как тряпичная кукла, подтянул шнурки на ботинках и резко выпрямился. – Будь моя власть, я б запретил переводить студентов откуда-то из других заведений на курс кавалерии. В восемнадцать лет уже слишком поздно адаптироваться к нашему жизненному укладу.
Скуадрон повернулся, чтоб взглянуть в зеркало над моим комодом, и снова несколькими точными движениями тщательно одернул и пригладил китель. Вскинув подбородок, он внимательно исследовал результат.
– Эти сопливые клоуны все поднимают на смех, и мне приходится тратить уйму времени на то, чтобы достучаться
– Я поверил в это в ту самую минуту, как прибыл сюда, – сказал я, – сэр.
Скуадрон развернулся и, прямой как палка, спиной прислонился к шкафчику. Круглое, грубо скроенное лицо капитана портил сломанный нос, который делал бы его похожим на бойца, если бы не размер этого носа на его словно усохшей голове.
– А вам я вот что скажу: вы меня одурачили.
– Сэр?
– Вы заставили меня думать: этот курсант заставит вас пересмотреть свои позиции в отношении правил приема в училище, капитан! Через пару дней он отдает честь до того рьяно, аж дух захватывает. Содержит свою форму в таком порядке, как выпускник Уэст-Пойнт. Через неделю он назубок знает устав и «Звания и традиции». Почтителен и всегда готов к занятиям. Случился, правда, казус с соседом по комнате, но с кем не