наблюдать за работой мясника, заказать только что изготовленные сосиски. Это было излюбленное заведение местных жителей, недорогое, шумное, полное жизни. Марта любила бывать здесь хотя бы раз во время летнего отдыха семьи поблизости в горах.

Когда они вернулись с вечеринки, Карл Юнг провел Зигмунда в номер Блейлера. В ответ на стук Юнга тот сказал мягко: «Входите!» – встретил Зигмунда в центре комнаты с протянутыми руками и улыбкой на лице. Юнг представил Зигмунда, а сам удалился. Зигмунд чувствовал себя неловко, скованно, размышляя о том, как многим он обязан Ойгену Блейлеру, который первым признал его работу, представил ее университету, обучал его методам врачей в приюте и выпестовал Карла Юнга, Риклина, Абрахама, Эйтингона, Джонса, Брилла. Как выразить благодарность этому человеку, который в буквальном смысле слова превратил психоанализ из венской причуды в мировое движение!

Зигмунду казалось, что Блейлер выглядит замечательно. В его облике было что–то от орла, вылепленная по моделям Ренессанса голова гордо, но без надменности возвышалась над торсом. Его светлые глаза были широко раскрыты, внимательны; тонкий нос, высокий покатый лоб, мягкие седые волосы, седоватая тень небольшой бородки, прилегающие к черепу уши, жестковатые усы – все это, вместе взятое, создавало впечатление проницательности, отваги и такта; Ойген Блейлер умудрился быть в стороне от мелочей сего мира и в то же время близким к людским бедам.

Пока Блейлер говорил, с каким удовольствием он встречается с господином профессором Фрейдом после многих лет знакомства с его работами, Зигмунд слегка наклонил голову, затем поднял ее с теплой улыбкой.

Блейлер был моложе Зигмунда на несколько месяцев; он сменил Фореля на посту директора Бургхельцли, того самого Фореля, чью книгу «Гипнотизм» Зигмунд защищал от неуместных нападок профессора Мейнерта. Блейлер, бывший профессором психиатрии в университете Цюриха, заслужил репутацию смелого человека. После того как он разошелся с мировым авторитетом Крепелином в вопросах раннего слабоумия, он публиковал свои открытия не торопясь, зондируя обстановку, всегда документированно, никогда не задевая Крепелина и его рьяных поклонников. Крепелин интересовался формой, видом и категорией заболевания; Блейлер обращал внимание на происходившее в уме пациента.

Хотя Общество психоаналитиков в Цюрихе было образовано Карлом Юнгом и он был очевидным руководителем, выбор был предрешен старшим, то есть Блейлером. Даже здесь, в Зальцбурге, Блейлер сидел спокойно и давал возможность Юнгу управлять швейцарской группой и определять другие частные моменты.

Они уселись на удобную софу, дискуссия касалась психиатрии и психоанализа, затрагивался также вопрос, как они могут быть полезными друг другу. Зигмунду не потребовалось много времени, чтобы уяснить справедливость сказанного Юнгом: Ойген Блейлер никогда не взял бы на себя роль председателя и считал бы проявлением дурного вкуса подобное предложение. Зигмунд понимал, что в отличие от других участников встречи Блейлер был крепким орешком. Он открыто и сердечно излагал свои взгляды, но до определенного предела: за этой чертой он становился недоступным. Однако, прежде чем попрощаться и пожелать друг другу доброй ночи, Блейлер сказал:

– Мы с женой надеемся приехать в Вену через несколько месяцев для отдыха. Можем ли мы иметь удовольствие посетить вас и фрау профессоршу Фрейд?

На следующее утро Зигмунд проснулся рано, позавтракал в номере, подстригся у парикмахера гостиницы, подровнял баки, седеющую бороду и усы. После этого он надел новый серый костюм, специально предназначенный для этого события, белую льняную сорочку с черной бабочкой, продел в тугие манжеты запонки, подаренные ему Мартой ко дню рождения. Прежде чем выйти из номера, он посмотрел в зеркало и решил, что в свои пятьдесят два года не выглядит старым, и, хотя иногда думал о смерти, подчиняясь предписанному порядку вещей, им овладело чувство, словно он начинает жизнь заново.

Зигмунд вошел в комнату заседаний около восьми часов утра. За длинным столом уже сидели человек двадцать. В середине стола было оставлено место для него. Его доклад был первым. Он пожелал всем доброго утра и точно в восемь приступил к чтению доклада об одержимом крысами человеке. Он говорил низким, дружелюбным тоном, как говорят с уважаемыми коллегами, но голос звучал так мощно и произношение было столь отчетливым, что никто, даже сидящие в конце стола, не пропустил ни слова.

Он рассказал группе об адвокате Лертцинге, о его одержимости, его страхах; о том, как повлиял на него рассказ капитана–садиста на военных маневрах о наказании преступника, которому наложили на ягодицы горшок с крысами; об утере Лертцингом очков; о подмене отца капитаном; об анальном эротизме и подавленном гомосексуализме.

Его доклад длился три часа. Все слушали с жадным вниманием, ибо случай человека, одержимого крысами, представлял собой полный букет взаимосвязанных психоаналитических симптомов. В одиннадцать часов он закончил сообщение.

– Господа, я говорил слишком долго!

– Нет, нет, господин профессор. Продолжайте! Зигмунд осмотрел стол, заказал кофе для группы и возобновил анализ заключений и лечения.

Участники пообедали, погуляли по городу, а затем вернулись в зал заседаний. Эрнест Джонс выступил с блестящим докладом «Рационализация в повседневной жизни», он был первооткрывателем в этой области психологии. За ним последовал Альфред Адлер, сделавший хорошо документированный доклад «Садизм в жизни и неврозы», он выбрал эту область для изучения; Ференци ярко изложил доклад «Психоанализ и педагогика», заслуживший аплодисменты; Исидор Задгер зачитал вызвавший спор отчет «Этиология гомосексуализма»; Карл Юнг и Карл Абрахам сообщили о двух аспектах раннего слабоумия. При этом произошел единственный неприятный огрех: говоря о вкладе Юнга в открытия этой области, Абрахам забыл упомянуть его имя. Юнг был раздражен, а Абрахам расстроен.

– Мое подсознание предало меня! – сетовал он, оказавшись один на один с Зигмундом. – Я имел в виду признать свой долг перед Юнгом. Просто его имя выскочило из поля зрения.

– Мне не хотелось, чтобы между вами были разногласия. Нас еще так мало, что не должно быть расхождений, основанных на личных «комплексах».

Когда доклады и обсуждение были закончены, участники собрались в комнате для банкета. Зигмунд был в добром настроении, заседания прошли успешно, каждый из докладов открывал многообещающую перспективу…

Прошедший день показал, что психоанализ перестал быть делом одного человека. Участники из Швейцарии были полны энтузиазма в отличие от представителей из Вены, выглядевших несколько сдержанными.