– Ты словно монах во власянице: мешает, а не сбросить, – заметила Эмма.

Чарлз зарделся, обнял жену.

– Ничего, постараюсь получше написать обзор. Ума не приложу, как рукопись почти в две тысячи страниц изложить на тридцати.

– А больше Журнал не даст?

– Попрошу. Возьму на себя расходы за лишний объем.

Он отослал гранки Гукеру и попросил ознакомить с ними и Уоллеса.

Каждый день Чарлз выкраивал часа два для обзора рукописи 'Изменение домашних животных и культурных растений'. Занятие любопытное, но напрасное, поскольку объем не позволял привести даже ссылки на цитируемые источники. Дарвин сетовал:

– У меня сто шестьдесят сносок, почти сотня ссылок на разные работы, указания томов и страниц шестидесяти пяти журналов и шестидесяти книг. В обзоре придется все это опустить. Разве истинный ученый смирится с подобным!

Эмма научилась спокойно принимать всполохи мужниной, зачастую безосновательной, тревоги. Озорно блеснув глазами, она сказала:

– А ты щепотку сносок здесь, щепотку там, будто яичницу солишь.

Десять дней провели они у благодатного моря в Санда-уне, потом экипажем отбыли в Шенклин – скромные жилища выстроились рядами прямо на самом берегу.

– Домики эти выросли как грибы после дождя, – рассказывал детям Чарлз, – когда-то кузен Уильям Фокс брал меня с собой, и мы гуляли по острову вокруг ни души, бухта пустынна. А сейчас, взгляните: три гостиницы да милых домиков сколько…

Старший сын Уильям к тому времени уже путешествовал по Европе, теперь за главного спорщика оставался тринадцатилетний Джордж.

– Папа, то было сто лет назад. Спать время не пойдет.

– Вспять время не пойдет. Вспять, Джордж. Его не остановить. Темпус фугит [Tempus fugit (лат.) – 'время бежит', выражение, ставшее кры' латым благодаря Вергилию. – Прим. пер.]. И всякая пора несет обновление.

Семья остановилась в Норфолк-Хаусе. Чарлз все работал над обзорной статьей. Подчас его беспокоил желудок, но, право, стоило ли жаловаться? Однажды, гуляя под руку с Эммой по пляжу и любуясь предзакатными оранжевыми и пурпурными бликами, неспешно уплывающими за горизонт, Чарлз признался:

– Как я благодарен Гукеру и Лайелю за то, что они уговорили меня писать обзор, ведь он поможет и основной работе над книгой. – А потом сокрушенно покачал головой. – Впрочем, я уже на пять страниц превысил объем, а мне еще осталось в рукописи глав восемь, и все обширные.

– Ты же сам осуждаешь многословных романистов, дескать, они только людей с толку сбивают.

– Я и так отбрасываю все не представляющее научный интерес и все, с чем я сам столкнулся впервые. Чудная все же затея: писать обзор еще не опубликованной книги.

– Помнишь, что говорил отец: 'Исполни свой долг, и доверься судьбе'.

5 августа Чарлз получил известие от Гукера, и на душе полегчало: Гукер переговорил с Джорджем Баском, помощником секретаря зоологического отделения Линнеевского общества, и тот передал, что Чарлз, в случае крайней необходимости, может расширить обзорную статью.

– Это во многом облегчит работу, не придется выжимать крохи из каждой главы, – радовался он за неторопливым обедом на веранде гостиничного ресторана. – Впрочем, постараюсь написать покороче. Нужно и о других авторах думать, им каждая страница дорога.

Гукер предложил выступить в журнале с лекциями по каждой главе и печатать постепенно в течение года.

Дарвин обрадовался поддержке. Он писал Гукеру:

'Статья-обзор только выиграет, если ее разбить на части. С 'Изменениями в одомашненном состоянии' я уложился в сорок четыре страницы, на это хватит и одной лекции в Линнеевском обществе. Конечно, я буду весьма огорчен, если со временем не удастся напечатать весь обзор целиком'.

Домой Дарвины вернулись 13 августа. На море они отдохнули, загорели, теперь их ждали будни: нужно поработать в саду; погожими вечерами так хорошо посидеть на веранде, дважды в день Чарлз снова будет в раздумье мерить свою Песчаную тропу. Он получил от Томаса Гексли текст лекции, которую тот прочитал в Королевском обществе под названием 'К вопросу о позвоночном происхождении черепа'. Томас Гексли развенчал теорию Ричарда Оуэна и, как считали многие, 'во многом поколебал его непререкаемый авторитет'. Заслуг у Оуэна не отнять, однако он заблуждался, считая череп продолжением позвоночного столба. Гексли, ссылаясь на работы других эмбриологов, доказал, что кости черепа формируются в зародыше раньше, тем кости позвоночника, отсюда и несостоятельность теории.

Чарлз слышал, что Гексли бесплатно читал лекции рабочим, получить образование иным путем те не могли. Он говорил:

– Пусть рабочий класс осознает, что наука и научные методы – великая действительность, а не абстракция в их жизни.

На пятый день после приезда Чарлз принялся за самую важную главу: 'Естественный отбор'. Он избегал ссылок и сносок, выбрасывал все прямо не относящееся к теме, зато добавлял абзацы, целые страницы нового материала. Когда была готова подглава 'Возможности всех организмов скрещиваться и видоизменяться в природе', он загорелся мыслью издать обзор отдельной брошюрой. Эмма лишь улыбалась.

– Ишь, аппетит разыгрался! Сначала помышлял о скромной статье, а трех месяцев не прошло – уже о брошюре. И скоро ли эта брошюра перерастет в солидный том?

Чарлз добродушно усмехнулся.

– Скоро. Просто мне больше удаются обширные обзоры, нежели краткие.

В конце августа 'Журнал Линнеевского общества' опубликовал его и Уоллеса статьи. Но на них никто не откликнулся. Чарлз пришел в отчаяние.

– Кому, спрашивается, нужен мой обзор? Зачем, вообще, я все это пишу?

У Дарвинов гостил Джозеф Гукер. Ему лучше работалось в комнате прямо над кабинетом Чарлза. Гукер завершал книгу по ботанике на материалах морской экспедиции. Оставались последние разделы 'Флора Тасмании' и 'Растительность Цейлона'. Потом вместе со своим приятелем Джорджем Бентамом он собирался заняться многотомной энциклопедией семеноносных растений. На предобеденной прогулке по Песчаной тропе Чарлз сказал ему:

– Вы видите лишь разрозненные главы моей рукописи, поэтому может сложиться впечатление, что все мои рассуждения – сплошной винегрет.

Гукер остановился посреди залитой солнцем дорожки и простодушно уставился на Чарлза.

– Мой дорогой Дарвин, я не предполагал, что вы еще и отличный кулинар.

Чарлз извинился:

– Я привык даже исподволь готовиться к возражениям, непониманию, к насмешкам, вот и сейчас забылся, а ведь вы едва ли не единственный на всем белом свете постоянно поддерживаете меня, помогаете.

Гукер втянул голову в плечи, нахохлился, снял очки, протер.

– Ваша теория естественного отбора поначалу пришлась мне не очень-то по вкусу. Потом распробовал и поверил безраздельно. Ну а что касается вашей рукописи, читай я ее по частям – и жизни не хватит. Сколько у вас осталось?

– Месяца на три-четыре работы. Писать короче не могу: нужно четко изложить свои взгляды.

Друзья в седьмой раз обошли по опушке густой лесок и поспешили домой. Чарлз подгонял себя в работе: не терпелось опубликовать статью, это важно и для собственной репутации, и еще больше для репутации гипотезы о происхождении всего живого. Сейчас закручен каждый винтик, отлажен весь механизм. Пригодился и зоркий глаз – в рукопись вошли наблюдения живой природы во время путешествия на 'Бигле' и опыт редакторской работы над томами 'Зоологии'.

По кирпичикам складывалась его теория: тут многолетние наблюдения и классификация членистоногих, бабочек, жуков; изучение инстинктов голубей; анатомия кроликов, уток и прочей домашней