Чарлз тоже принялся увещевать Гексли, но тот рвался в бой и его было не убедить. Выступая в Эдинбурге перед притихшей аудиторией, он сказал:

– Вдумчивые исследователи, которые вырвались из-под гнета укоренившихся предрассудков, обнаружат в царстве низших тварей, от которых происходит род человеческий, ярчайшие свидетельства того, сколь велики возможности человека. И, проследив путь его развития в прошлом, эти исследователи обретут уверенность в том, что его ждет славное будущее.

Опасения обоих Чарлзов не оправдались. Эдинбургские слушатели наградили Гексли искренними аплодисментами. Когда в следующее воскресенье Гексли приехал в Даун-Хаус, чтобы посоветоваться с Дарвином, не написать ли ему книгу на основе этих лекций, Чарлз бросился к нему с поздравлениями и рукопожатиями.

– Подумать только, вы дали бой рутинерам в их же собственной цитадели1

– Какие же мне там воздавали королевские почести, – заметил Гексли, крепкое смуглое лицо которого расплывалось в широченной улыбке. – А ведь я их попотчевал откровенным дарвинизмом!

Но через несколько дней от признания не осталось и следа. 'Уитнесс' от 11 января с яростью обрушился на тех, кто встретил аплодисментами Гексли и его 'глубоко порочную теорию… самым кощунственным образом противоречащую священному писанию и религиозным догмам, тогда как им следовало дать отпор гнусным оскорблениям, нанесенным им лично и всему роду человеческому, который был создан по образу и подобию божию, и всем вместе покинуть зал'.

История повторялась. Однако об этих нападках узнали и те, кто прежде не имел ни малейшего представления о дарвинизме, и теперь при виде столь яростного возмущения стали выяснять, в чем же суть дарвиновских идей.

Чарлзу и Гексли все это представлялось игрой, которую они назвали 'Как увеличить число сторонников новой теории, понося ее защитников'.

О том, как 'Уитнесс' напустился на Томаса Гексли, стало известно и лондонским натуралистам, но резкий тон статьи почти ни у кого не встретил сочувствия. Поскольку президент Геологического общества Леонард Хорнер был в отлучке, на Гексли как на секретаря общества была возложена обязанность произнести поздравительную речь на заседании по случаю очередной годовщины общества. Чарлз не присутствовал на заседании в Берлингтон-хаусе, но узнал о нем со слов Лайеля.

– Никогда еще не видел, чтобы поздравительную речь слушали с таким интересом и встретили такими аплодисментами, – рассказывал Лайель. – Хотя некоторые его смелые суждения кое-кого покоробили.

– Его или мои?

Чарлз задал этот вопрос потому, что с недавних пор Гексли прозвали 'Дарвинов бульдог'.

– Он опирался на 'Происхождение', – ответил Лай-ель, – но поделился и собственными мыслями и наблюдениями. Он отметил, что если обратиться к позвоночным и беспозвоночным давних эпох, если принять во внимание, что некоторые животные существуют в самых разных уголках земли, почти не изменяясь, то окажется, что о ранних формах жизни на земле нам мало что известно. Может быть, события, которые геология относит к одному времени, отстоят друг от друга на десять миллионов лет.

В семье Дарвинов происходили не только счастливые события. Скончалась сестра Чарлза Марианна, и Сюзаи взяла опеку над младшими Паркерами. А в январе и Шарлотта, сестра Эммы, тридцать лет назад вышедшая замуж за преподобного Чарлза Лэнгтона, слегла от неизвестной болезни и тоже умерла.

В феврале самого младшего из сыновей Чарлза – десятилетнего Гораса поразила непонятная болезнь: иногда его руки, ноги и шея начинали судорожно дергаться. Поначалу родители боялись, что болезнь эта вызвана каким-то поражением мозга, ведущим к параличу. Но местный врач и спешно вызванный из Лондона доктор Холланд не нашли ничего опасного. К концу апреля судороги у Гораса прекратились, но он еще целый год страдал несварением желудка.

– Конечно, у него это наследственное, – ворчал Чарлз.

– Нет, благоприобретенное, – спорила Эмма. Первого апреля в Англию вернулся Алфред Рассел

Уоллес. Он восемь лет путешествовал по Малайзии, Суматре, Яве, Борнео, Целебесу, Молуккским островам, Тимору и Южной Гвинее, собирая образцы флоры и фауны. Человек, который восемь лет провел в далеких краях, где на него часто смотрели как на врага, в глазах Чарлза был героем. Он пригласил Уоллеса в Даун-Хаус. Уоллес в ответном письме благодарил его и добавлял: 'Мне надо еще немного подлечиться, но, как только смогу, обязательно к Вам приеду'.

Джон Мэррей издал две тысячи экземпляров книги Чарлза 'Различные приспособления, при помощи которых орхидеи оплодотворяются насекомыми'. Книга вышла в красивом фиолетовом переплете; на матерчатой обложке была вытеснена золотом орхидея. В предисловии Чарлз писал: 'Цель настоящей работы показать, что способы опыления у орхидей по своему разнообразию и даже совершенству не уступают наиболее ярким примерам приспособляемости в животном царстве'.

Исследованием орхидей Чарлз занимался несколько лет, работа над книгой заняла всего девять месяцев – ее пришлось прервать только для того, чтобы отредактировать второе немецкое издание 'Происхождения' и написать статью о весьма примечательном способе оплодотворения у двух видов примулы: маргариток и первоцвета. Работать над книгой об орхидеях было приятнее всего: Эмму и детей они занимали не меньше, чем самого Чарлза, поэтому они часто просили его почитать свою рукопись.

Книга вышла 15 мая. Цена была весьма доступной – всего девять шиллингов. Натуралисты раскупали книгу охотно.

Чарлз боялся, что его догадка о существовании насекомого с 'хоботком длиной в целый фут' вызовет насмешки. Так оно и случилось. Но вскоре некий миссионер на Мадагаскаре обнаружил бабочку с хоботком именно такой величины – бабочка забиралась в цветок звездной орхидеи и покидала его, унося на себе пыльцу, которая шла на опыление другой звездной орхидеи.

Хотя 'Атеней' отозвался о книге, по выражению Чарлза, 'с высокомерным сожалением', ботаники сообщили Дарвину, что рецензент ничего в книге не понял. Прочие отзывы были отличными: 'Парфенон' писал о книге очень благожелательно, а 'Лондон ревью' нашел ее великолепной. Даже 'Литерари черчмен' пришел от нее в восхищение. Из Гарварда прислал свои теплые поздравления Аса Грей: по его словам, если бы книга об орхидеях появилась прежде 'Происхождения видов', то богословы канонизировали бы автора, а не предали его анафеме.

Чарлз Лайель тоже высоко оценил книгу; он считал, что 'после 'Происхождения' это наиболее значительная работа Дарвина'.

Работа нашла такую горячую поддержку у натурализуй, что Чарлз только диву давался

– Никак не думал, что моя книга будет иметь такой успех.

Он писал Асе Грею: 'В последнее время мне казалось, что я опростоволосился, излагая в книгах свои мысли в несколько упрощенном виде. Зато теперь я считаю себя вправе клеймить своих критиков с ни с чем не сравнимым самодовольством'.

Восторженная рецензия Асы Грея на книгу об орхидеях появилась в 'Американском журнале науки и искусства'. В своем письме Грей шутливо укорял Чарлза: 'По-моему, Вы написали книгу об орхидеях для того, чтобы обойти противника с флангов'.

Грей, несомненно, был прав. В английской печати появились следующие слова Чарлза: 'Исследуя орхидеи, я окончательно убедился в том, что почти все части цветка организованы и взаимосвязаны таким образом, что помогают опылению цветка насекомыми, а следовательно, Есе они, вплоть до самых незначительных их элементов, являются результатом естественного отбора'.

Благодаря 'Орхидеям' за Дарвином окончательно укрепилась слава добросовестного и смелого в своих предположениях ученого, который описывает доселе неизвестные или малоизученные биологические явления. Эта слава несколько умерила пыл критиков 'Происхождения'. Хотя Чарлз по своему обыкновению жаловался Алфреду Уоллесу: 'Здоровье мое плохо, и ничего-то с ним не поделаешь. Я ведь самый настоящий ипохондрик', у него все-таки хватило сил заняться совершенно новым вопросом – движения и повадки лазящих растений, которые были еще слабо изучены. Несколько лет назад Чарлз прочел небольшую работу Асы Грея на эту тему.

Между тем Лайель начал подумывать о том, что Чарлзу пора получить дворянское звание.

– С тем же успехом премьер-министр может ходатайствовать перед королевой о присвоении дворянского звания моему 'Происхождению', – возразил Чарлз. – Кабинетам приходилось подавать в отставку и из-за меньших оплошностей.