говоря, я тоже собирался отбыть, но теперь об этом нечего и думать.

– Ты хотел уехать, сын? Куда?

– В Коот-холл. Ты ведь знаешь, что в августе состоятся бега. В поместье есть несколько лошадей, которых я собираюсь отправить во Францию. Вороная в белом чулке достаточно сильна, чтобы ставить на нее. Остальные тоже недурны.

– Сожалею, но это дело придется отложить. Наш долг – достойно встретить хозяйку. Слава Создателю, успели привести в порядок ее покои!

Анри закинул руки за голову и потянулся.

– Потрясающая женщина! – воскликнул он. – А ведь она нас с тобой прижучила, отец!

– Да, – буркнул граф. – В этом вся Адель.

– Планы летят к черту, все становится с ног на голову по одному движению руки… Ох уж эти дамы.

– Перестань Анри, – оборвал граф. – Твое ворчание неуместно. В любом случае, ты сделаешь так, как должно.

– Конечно, ваша светлость. Я все понял.

– Что ты понял?

– Да ничего.

Они посидели молча. Лидиец нежно пел: «О, Елена, милая Елена, ты украшение лазурного побережья, ты – сеть для моего несчастного сердца».

– Кажется, я куда-то опоздал, – пробормотал Анри.

Он вытер пальцы и отложил салфетку. У него вдруг напрочь пропал аппетит.

– Ну что ж, пора собираться в дорогу, дорогой Джон. Труба зовет. И нас ждет прекраснейшая женщина на свете.

– Не хочешь ли взять мою машину, Анри? – окликнул сына лорд Генри.

Анри повернулся в дверях.

– Благодарю, ваша светлость. Я с моей красавицей на «ты».

Анри вышел. Граф недовольно крякнул и забарабанил пальцами по столу. Джон поднялся.

– Пожалуй, действительно пора, граф, – сказал он.

– Да, Готфрид. Постарайтесь сделать так, чтобы леди Генри была довольна. Я надеюсь на ваше благоразумие. Да, и при необходимости, окоротите Анри. Я вижу, с мальчиком что-то происходит.

– Не беспокойтесь, граф. Ваша жена скоро будет в замке.

Оставшись один, граф посидел, нахохлившись, устало глядя в одну точку. Потом приподнял кофейник «Ламборн» и налил крепкий дымящийся кофе. Приезжает Адель. Подумать только! Он уже потерял всякую надежду. Сердце его то учащенно стучало, то замирало, и он дышал с трудом. Неужели он все еще любит ее? Этому нет объяснения. Граф сунул в рот сигарету, поднес зажигалку. Еще с утра он дал распоряжение своему камердинеру приготовить синий твидовый костюм, в котором собирался выехать в Лондон. Что ж, он вполне подойдет для встречи с этой капризной женщиной. Мог ли он еще нравиться ей? Восемь лет не прошли для него даром. Он постарел. Могут ли эти седины, эти складки на лице пробудить в ее сердце любовь к мужу? Но ведь она писала о примирении. Если это чувство и было искренно, тем хуже для лорда Генри, ибо своей наружностью он непременно возбудит презрение в этой обольстительной холодной светской львице.

Терзаемый тяжелыми предчувствиями, граф прошел в покои Адели, где спешно шли последние приготовления. Комнаты были убраны цветами из оранжереи, окна и двери красиво задрапированы шифоном и шелком, ткань подхвачена широкими лентами и шнурами с кистями на концах. В гардеробной на зажженную люстру из натурального камня и хрусталя был наброшен кусок желтого газа, создающий дымчатый день. Но стены еще хранили запах сырой штукатурки. Граф поморщился и приказал принести еще цветов и опрыскать духами обивку мебели и шторы. «Вот когда необходим женский взгляд», – подумал он. Когда-то по желанию Адели, женский персонал замка был уволен. Адель считала, что в доме должна быть только одна женщина – она сама. Лорд Генри согласился с этим. И потом, после ее побега не стал ничего менять. Несколько лет в замке не было ни одной женщины. Знакомые лорда Генри сочли его опасным безумцем, ибо такая форма траура граничила со скрытой патологией. Но он плевал на пересуды. Только год назад, с приездом Ричарда, в замке поселилась женщина, миссис Уиллис. Она была не слишком умна, но терпелива, а это считалось главным положительным качеством, если учесть, с каким избалованным существом ей приходилось иметь дело. Граф прошел в диванную и остановился, заложив руки за спину. Спокойная зеленовато-оливковая гамма стен и штор, белоснежная орехово-охристая обивка мебели действовали умиротворяющее. Он повертел в руках статуэтку женщины из черного дерева и осторожно поставил ее на низкий столик. Здесь находились сувениры из разных мест: из Египта, Сирии, с Сейшельских островов. Многие были подарены жене им самим. Вещицы эти придавали всему интерьеру завершенность, добавляя немного чувственности, чуть-чуть желания и нежности. Ему показалось вдруг, что в комнате недостаточно света, и, позвонив, он приказал срубить два дерева в саду, стоящих как раз напротив окон. Итак, теперь оставалось лишь выяснить, как она отнесется к перемене в нем, происшедшей в течение разлуки?

Молодые люди подъехали к привокзальной площади в тот момент, когда подошел поезд из Лондона. Всюду царило оживление, перрон был полон. Анри поморщился. Никогда он не любил толчею, а сейчас, в состоянии волнения это бесило его еще больше. Джон на вид выглядел спокойным. Анри стянул белые краги, которые надевал для фасона, и пригладил волосы.

– Смелее, друг мой, – сказал он. – Знаете, я чувствую себя как золотоискатель на склонах Сьерра- Невада. Мы рискуем жизнью. Как вам это нравится?

– Успокойтесь, Анри. Пожалуй, вы слишком много выпили.

– Да, пожалуй.

Им пришлось преодолеть людской поток, чтобы оказаться внутри вокзала, где было на удивление пусто,