— Насколько я понимаю, ты решил сегодня что-то отметить?

— Конечно. Почему бы и нет?

— Я имею в виду не День святого Валентина. Послушай, ты ведь сам как-то сказал, что смотришь на меня как на свою младшую сестру. Если так, то мы должны быть откровенны друг с другом. Разве нет?

Кэтлин и Патрика действительно очень часто принимали за брата и сестру. Наверное, из-за некоторого внешнего сходства. Так, по крайней мере, считала Кэтлин. Оба были темноволосыми, голубоглазыми, очень серьезными и собранными. Но если внимательно посмотреть на них со стороны, то…

— Конечно. Почему бы и нет? — повторил Патрик как-то холодно и безучастно.

Он с досадой посмотрел на продолжавшую хмуриться официантку и с раздражением добавил к прежнему заказу еще и бутылку дорогого шампанского. На лице девушки появилась понимающая улыбка. И Патрик уже не сомневался, что это довольно милое создание в синем форменном фартуке отлично понимает: он и Кэтлин — никакие не родственники, несмотря на внешнее сходство.

Официантка исчезла, но очень скоро вернулась с ромом и шампанским. Патрик разлил игристый напиток в бокалы.

— Мне всегда хотелось иметь младшую сестренку, — сказал он с легким вздохом. — А лучше тебя я не найду никого и нигде.

Он сказал это задумчиво и очень серьезно. Кэтлин почувствовала в душе радость и какое-то непонятное ликование, как будто этот удивительный человек сделал ей предложение иного рода…

— Кэтлин, не в моих правилах навязываться. Может быть, у тебя уже есть… Ну, старший брат. Назовем его так.

— Нет.

«Где я найду кого-нибудь лучше тебя?» — мысленно добавила она.

— Итак?

Патрик поднял свой бокал и осторожно чокнулся с ней.

— Будем отныне братом и сестрой?

— Да, — прошептала Кэтлин. — С этой минуты — мы брат и сестра.

Патрик выпил шампанское до дна, после чего заявил, что немедленно хочет узнать абсолютно все о своей неожиданно обретенной младшей сестренке.

Они сидели за столом в полупустом зале, пили шампанское и ром, изредка поглядывая в окно, за которым продолжал падать мокрый снег. Кэтлин рассказывала Патрику о себе. И о… Мэгги. Ей казалось крайне важным, чтобы он знал все об этой замечательной женщине. О ее горячо любимой матери. А еще в глубине души Кэтлин возникло совершенно неосуществимое, но до боли жгучее желание, чтобы и Мэгги узнала о Патрике Фалконере.

— Как она отнеслась к твоему желанию стать доктором?

— Мэгги хотела видеть меня доктором философии, а не медицины.

— Ученым?

Кэтлин утвердительно кивнула и, отвернувшись, уставилась в окно. Она не хотела видеть реакцию Патрика на свое признание.

Кэтлин Тейлор, и вдруг ученый? Сухой исследователь, проводящая дни в лабораториях и библиотеках? Как знать, возможно, это был бы для тебя самый лучший выбор. Вместо скальпелей, пробирок, колбочек и микроскопов, не оставляющих ни сил, ни времени для интересных разговоров или горячих, захватывающих споров…

Может быть, такие мысли действительно роились сейчас в голове Патрика, очень серьезно смотревшего на Кэтлин. Но даже если это и действительно было так, она все равно ничего не могла прочесть в его потемневших глазах. Патрик был слишком гордым и сдержанным, чтобы выдать себя.

Кэтлин вдруг осенило: чистому, благородному Патрику просто в голову не придет осуждать молоденькую практикантку за то, что она, вроде бы, занимается не своим делом! Язвить, насмехаться, подтрунивать над кем-либо скорее пристало ей, а не ему. Ибо за всем этим обычно скрывается неуверенность в себе, в чем никак нельзя было заподозрить Патрика Фалконера. К тому же он предложил ей стать его младшей сестрой. И сделал это совершенно серьезно.

— Он мой родной брат-близнец, — тихо проговорил Патрик, опустив взгляд.

— Кто?

— Подумай.

— Грейдон Слейк?

— Да, он самый. Как ты быстро догадалась! Неужели мы с ним так похожи?

— Нет. И все же…

Час назад, когда Патрик остановился у витрины книжной лавки, Кэтлин заметила, как его взгляд задержался на романе Грейдона Слейка «Зыбучий песок».

— И все же? Продолжай, если уж начала.

— И все же при первой встрече с тобой я даже испугалась: уж не Слейк ли это?!

— Надеюсь, ты не подумала, что я в свободное от операций время кропаю популярные романы? Боже, да ты меня просто окрылила!

— А почему бы твоей младшей сестренке и не восхищаться своим старшим братом? Верить, что он способен на что-то очень значительное и прекрасное? Ты ведь с успехом мог бы этим заниматься!

— Нет, Кэтлин, не мог бы. Вот Джесс — тот может.

Джесс… Как давно Патрик не произносил имени своего родного брата! Наверное, долгие годы. Но вот он заговорил о нем, заговорил с ней, с Кэтлин. Заговорил сам.

— Да, мы с ним близнецы. Джесс старше меня на пятнадцать минут. Но мы не общались друг с другом с тех пор, как обоим стукнуло девятнадцать лет.

— Из-за Габриель!?

— Габриела стала завершающим, смертельным ударом по нашим отношениям. Мы отдалились друг от друга за четыре года до ее появления. А может быть, и всегда были такими.

— Но сам-то ты так не считал!

— Не считал. Наоборот, я думал, что мы с ним самые близкие друзья. Но как оказалось, ошибался.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Но ведь сейчас, когда вы оба повзрослели…

— Возврата к прошлому быть не может!

— Ты говоришь так, будто Джесс умер. Но ведь он жив! Как и ты.

— Но друг для друга мы умерли, Кэтлин! Это наша величайшая семейная тайна. И я хочу, чтобы она таковой и осталась.

— Не беспокойся, Патрик. Я никогда и никому ничего не скажу. Но…

— Без всяких «но», доктор Тейлор! Повторяю, возврата к прошлому нет и быть не может.

…Все кончено. Кончены отношения между братьями Фалконерами. Закончен разговор на неприятную тему между ней и Патриком.

Они действительно никогда больше не обсуждали это ни в тот вечер, ни позже. Но Кэтлин продолжала думать о Джессе, задавая себе один и тот же вопрос: что же послужило главной причиной столь трагического разрыва между родными братьями, после которого не осталось даже надежды на примирение?

Патрик сказал, что Габриела стала завершающим, смертельным ударом. Но он же признался, что отчуждение между ним и братом началось за четыре года до этого. Значит, обоим Фалконерам было тогда по пятнадцать лет. Тот самый возраст, когда юноши становятся мужчинами. Может быть, именно в те годы их начали сравнивать друг с другом? Причем предпочтение, несомненно, оказывалось подававшему блестящие надежды Патрику.

Суть дела заключалась не в том, что Патрика считали умнее. Они оба были на редкость способными. Но Джесс всегда выглядел бесшабашным шалуном, задирой и повесой. А в его годы, чтобы преуспеть на жизненном поприще, надо было уже уметь приспосабливаться. Или же идти напролом, демонстрируя в прямом и переносном смысле атлетическую силу, дабы заставить себя бояться.

Ни тем, ни другим искусством Джесс Фалконер не владел. Не было у него и известности выдающегося