Он подхватил Онорию и бросил на постель. Она упала на груду одеял и пуховый матрас, который дала ей Диана.
Онория продолжала злиться на Кристофера за его обман, но в глубине души понимала, что в сложившейся ситуации он поступил разумно. Однако эмоции ее не утихали.
Кристофер начал раздеваться. Когда он снял рубашку и штаны, гнев Онории уступил место страсти.
Онория зарылась пальцами в волосы Кристофера, размышляя о том, почему моряки так любят украшать свое тело экзотическими татуировками в портах, где бывают. Путешествующие леди обычно довольствуются какой-нибудь вазой или чашкой с названием города.
Черт бы побрал этого мужчину: он опять отвлек ее от праведного гнева.
Кристофер подошел к койке, нырнул под нависающую балку и оперся одним коленом на одеяла.
– Раздвинь ноги, – тихо сказал он.
Она сделала это без колебаний. Ее бедра были уже влажными от страстного желания.
Он поцеловал ее в губы и начал спускаться ниже по торсу, задержавшись на пупке, чтобы поласкать его языком. Затем продолжил путь к пушку, темневшему в месте соединения бедер, и далее к ее лону.
Его дыхание шевелило завитки ее темных волос. Он поцеловал набухшую шишечку, и затем его язык скользнул в раскрывшуюся раковину.
Онория издала громкий стон, впилась руками в одеяла, сминая их, а он продолжал со знанием дела медленно ласкать ее губами и языком.
Онория не представляла себе, какие это вызовет ощущения. Он умело касался языком каждой складочки, слегка ударял им по шишечке над ними, вызывая пульсацию и трепет в глубине ее тела.
Она выкрикивала его имя снова и снова, сгорая от страсти.
Неожиданно он отстранился от нее. Она откинулась на спину и лежала ошеломленная, тяжело дыша, ощущая обильную влагу между ног.
Его улыбка была страстной и порочной.
– Я вернулся за тобой, моей женой. Хочу вернуть все: мое сокровище, мою команду и тебя. И не остановлюсь, пока все это не будет принадлежать мне. Не забывай об этом.
– Мною ты уже владеешь, – промолвила она.
– Это верно, – согласился Кристофер. Он без прелюдий вошел в нее.
Она застонала, а он начал двигаться резкими толчками, пока не излил в нее свое семя. Затем в изнеможении рухнул рядом с ней.
Кристофер лежал, закрыв глаза и тяжело дыша. Его мышцы оставались напряженными, как будто он проплыл много миль и наконец благополучно выбрался на берег.
Онория убрала с его лица прядь золотистых волос. Его ресницы затрепетали, когда он остановил на ней взгляд своих серых глаз.
– Надеюсь, я полностью расплатился с тобой?
– Ты имеешь в виду пари? Думаю, полностью. Кристофер улыбнулся:
– Жаль. – Он поцеловал ее в шею. – И теперь я могу делать что хочу.
Онория вздохнула. Сейчас он наверняка помчится на палубу проверить, следует ли корабль правильным курсом.
– Разумеется.
Однако о корабле он сейчас не думал.
То, что он затеял, было бы порочным, если бы она не являлась его женой. Он повторил то, о чем она его просила и что довело ее почти до безумия, пустив в ход все свои способности и умение, только более изощренно. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он попросил ее сделать потом и что, пожалуй, противоречило законам природы.
Он был мягок и нежен, резок и игрив. Он причинил ей боль и тем не менее возбудил ее.
Когда они закончили и Онория, свернувшись клубочком, задремала рядом с ним, он встал с постели. Койка была горячей и скомканной после их любовных игр, и его кожа блестела от пота.
Кристофер оделся и нежно поцеловал жену.
– Спи, – сказал он и вышел из каюты, впустив холодный воздух, когда открывал дверь.
Онория лежала на спине в смятой постели, слишком усталая, чтобы продолжать испытывать гнев, от которого он так успешно отвлек ее. Она была ужасно глупой и не знала, что с этим можно поделать.
Кристофер нашел Мэнди на корме. Она наблюдала за горизонтом и звездами.
– Ты еще можешь прогуливаться? – спросила она.
Он прислонился к кормовому планширу и немного расслабился.
– С трудом. – Он все еще ощущал последствия общения с Онорией: и не только ее жгучие поцелуи, которыми она осыпала его, но также синяки на шее и царапины на спине.
– Тебе действительно нравится эта девочка? – смеясь, продолжила Мэнди.
Он пожал плечами, не испытывая смущения, не скрывая своих чувств к Онории.