машин. Центр битвы, по-видимому, переместился куда-то еще — из боковых улиц, доносилась частая стрельба.
Внезапно Рейнхарт увидел, как свет засиял на его рукаве,— он
попятился, луч ударил ему в глаза, мгновенье помедлил и скользнул дальше.
— Рейнхарт! — позвал в отдалении женский голос. Это был не вопль и не оклик, а... стон.
— Рейнхарт! — на этот раз чуть дальше.
Рейнхарт вдруг повернулся и побежал в том направлении, откуда донесся голос. Он несся за движением могучего луча, увидел седого человека, который стоял на четвереньках в липкой луже, увидел башмак...
— Рейнхарт! — прозвучало удаляясь.
Он бежал сквозь темноту и наткнулся на проволочную изгородь; по ту ее сторону двигались темные человеческие фигуры, отблеск пожара озарял их бегущие ноги, лица были невидимы.
— Рейнхарт!
Это была она. И исчезла.
Звуки. Звук собственного имени, названного в ужасе, названного в тоске, названного... в то же время... если хотите... с любовью,— слабеющий, затихающий. Звук собственного имени, как ропот горя в бесконечном падении. Замерший.
— Рейнхарт,— негромко сказал Рейнхарт.
Он пошел вдоль темной изгороди, пытаясь обойти ее, но она продолжала огибать стадион, и он так и не обнаружил, где она кончалась. Он повернул, чтобы вернуться под защиту ограбленной кассы, и внезапно увидел Фарли на фоне вспыхнувших фар какого-то «форда». Машина только что тронулась и еще набирала скорость, а Фарли бросился от нее и увернулся в последний момент, как критский боец от быка. «Форд» отчаянно затормозил в футе от изгороди; Фарли кинулся к нему, держа в руке пистолет Бингемона. «Форд» дал задний ход, но тут Фарли рукояткой пистолета разбил боковое стекло и распахнул дверцу — жена Джека Нунена принялась молотить его по голове сумочкой. Рядом с ней Джек Нунен за рулем лихорадочно пытался завести заглохший мотор. Пока Рейнхарт бежал к ним, Фарли удалось стащить миссис Нунен с сиденья за длинную соблазнительную ногу; он вскочил на сиденье рядом с Нуненом и выпихнул его в дверцу. Джек Нунен проехался по песку и упал спиной на изгородь. Фарли дал задний ход. Рейнхарт стремительно подскочил к «форду», ухватился за ручку и залез на переднее сиденье. Фарли деловито навел пистолет на голову Рейнхарта.
— Рейнхарт! — сказал он.— Я чуть было не застрелил тебя, старина.
— Знаю,— сказал Рейнхарт.
Они отъехали от изгороди, следуя изгибу стадиона, полавировали среди дымившихся обломков и устремились в первый же выезд на примыкавшую улицу. Позади них кричали «Стой!», гремели выстрелы. Фарли на двух колесах свернул в переулок; они мчались через пустые перекрестки мимо одинаковых темных дощатых домишек. На одном углу из темноты выпрыгнула группа негров, держа в руках деревянный шлагбаум с надписью: «Полицейское управление Нового Орлеана». Они направили его на ветровое стекло, точно таран. Фарли бросил машину на тротуар и свернул за угол.
За следующим светофором стало поспокойнее. На тротуарах, переговариваясь, стояли толпы негров и глядели в сторону стадиона. Они молча смотрели на проезжавший «форд». Впереди поперек улицы стояли две полицейские машины. Фарли притормозил — полицейский с фонариком подошел к ним и махнул, чтобы они проезжали.
Фарли улыбнулся, Рейнхарт откинулся на спинку сиденья. От усталости у него отвисала челюсть.
— Ну,— сказал Фарли,— вот так. Пусть теперь Джек Нунен рассказывает национальным гвардейцам, как я украл его автомобиль.
Рейнхарт смотрел в окно; мимо, ревя сиренами, проносились полицейские машины.
Фарли весело смеялся, покачивая львиной головой.
— М-да! Дела приняли странный оборот, верно, Фарли?
— Удивительный,— сказал Фарли.— Удивительный! Тем не менее, для хладнокровных людей эти ситуации имеют свою прелесть.
— Что ты думаешь делать?
— Ну,— сказал Фарли,— ночь предлагает большой выбор заграничных самолетных рейсов. Воспользуюсь каким-нибудь из них. Я всегда слежу за авиационными расписаниями. Когда дело касается самолетов, я превращаюсь в мальчишку. Меня не хватятся до утра, а может быть, и несколько недель. А завтра утром я уже буду в самом неожиданном месте.
Они остановились перед светофором. Фарли принялся весело напевать. Он заработал крупные деньги.
— Советую тебе убраться из этого города, старина. Сейчас же. Если бы я тебе не доверял, я тебя прикончил бы, как Бингемона, это ты понимаешь. Но события нас отлично замаскировали, и мне было бы очень неприятно, если бы тебе пришлось разъяснять некоторые из них.
— Сегодня я уехать не могу,— сказал Рейнхарт.— Мне надо кое-кого разыскать. Я уеду завтра.
— И поскорее,— сказал Фарли. — Как только они тут наведут порядок, положение станет очень трудным.
— Высади меня в северной части Рэмпарт-стрит.
— Ах! — сказал Фарли.— Жизнь!
— Жизнь — это то, что ты из нее сделаешь.
— Жизнь реальна, жизнь серьезна. Так сказал поэт. Жизнь, какой бы прихотливой она нам ни представлялась, ведет к определенной цели. Однако дела складываются весьма и весьма своеобразно.
— Да,— сказал Рейнхарт.— Я только что об этом кому-то говорил. Становится холодновато.
— Да,— сказал Фарли,— ты совершенно прав. Однако я холода не боюсь.
— Ты молодец.
— Станет еще холоднее, Рейнхарт. Это пустяки. Когда ударит настоящий мороз, я вернусь. Мне это нравится. «И если ты способен все, что стало тебе привычным, выложить на стол, все проиграть и вновь начать сначала...» Киплинг. Сегодня вечером я им воспользовался.
Они остановились около безлюдной заправочной станции на углу Рэмпарт-стрит.
— Ну, ладно,— сказал Рейнхарт. Фарли сердечно потряс его руку.
— Vive la bagatelle[18] и все прочее. Я еще вернусь.—Он возвел глаза к небу и поднял правую руку, уставив вверх указательный палец.— Я вернусь очень скоро.
— Пока, Фарли. Увидимся, когда ты вернешься.
— Давай живи,— сказал Фарли отъезжая.
Рейнхарт шел в темноте по Рэмпарт-стрит, с трудом переставляя ноги. Он старался держать глаза открытыми пошире.
Издалека доносились пение «Дикси» и звук, похожий на топот марширующих ног. Было холодно.
Джеральдина сидела на сломанных качелях посреди темной детской площадки и смотрела, как по стенам стадиона в квартале от нее бегают лучи прожекторов. В синей тьме у ворот площадки пытался встать на ноги молодой негр — пытался уже довольно давно и безуспешно. После каждой попытки он падал ничком и начинал сызнова. Джеральдина наблюдала за ним, слегка покачиваясь и постукивая носком по гравию. Изредка проезжали полицейские машины, сверкали фарами и уносились.
Через несколько минут негр стал кричать. Потом умолк и еще раз попробовал подняться. Фары проезжавшей полицейской машины осветили его; рысцой подбежали два полисмена и попытались поставить его на ноги. Ничего не получилось; снова положив его на землю, они ушли. Немного погодя подъехала «скорая помощь», и санитары унесли его на носилках.
Полицейские, появившиеся с санитарами, стали ходить по площадке, светя фонариками. Один из них заметил Джеральдину.
— Эй,— сказал полицейский. Он подошел, ощупал ее лучом фонарика.— Что с вами? Вы не ранены?
Джеральдина покачала головой.
Он постоял, разглядывая ее при свете фонарика. Подошел другой, тоже с фонариком. Оба навели