рубашку и брюки и, наконец, остался в широких боксерских трусиках, которые украл в железнодорожном общежитии Ассоциации молодых христиан.
— Ты психованная,— сказал он ей в отчаянии.— Ты стараешься меня убить.— Он взял башмаки и начал подниматься по камням к мосткам.— Иди найди себе скалу повыше, дура. А я не хочу, чтобы меня жрали рыбы.
Джеральдина перекатилась на животе через камень и грациозно скользнула в темноту. Ветер помешал Рейнхарту услышать всплеск. Он глядел ей вслед, стараясь обрести ясность мысли.
— Ты с ума сошла,— сказал он опустевшему молу.
Он положил свою одежду под камень и стал вглядываться в воду. Огни аттракционов погасли, и он видел только цепочку белых фонарей на плотине. В их слабом свете он различил Джеральдину, которая взбивала руками воду почти на середине.
Съежившись от отвращения, Рейнхарт прыгнул в темноту, и теплая пенистая вода сомкнулась над ним. Он вынырнул отплевываясь; ноги его скользнули по илистому дну, и он опрокинулся. Попробовал перевернуться, захлебнулся и снова ушел под воду. Голова у него словно распухла, все внутренности болели, во рту стоял вкус перекисшего вина. Полностью утратив власть над собой, он подпрыгивал на волнах, не в силах перевести дух и поплыть. Он тонул.
Вне себя от ярости и страха Рейнхарт метался, как увязшая в трясине антилопа, пока, наконец, не повернулся спиной к ветру. Панический страх придал ему силы, он встал на ноги и побрел вперед по теплой воде, доходившей ему до пояса. Судя по цепочке фонарей, он находился милях в двух от берега. Он продолжал идти; что-то холодное и живое скользнуло по его ступне, он подпрыгнул с громким ругательством, закашлялся, сдерживая рвоту, и с трудом выбрался на берег. Он сел на мягкий песок и стал смотреть на воду. А ветер колол и хлестал его.
Джеральдина величественно шла по пляжу, словно прилетела на этот вечер из Сен-Тропеза.
— Привет, простофиля.
Рейнхарт поглядел на нее с глубоким раздражением.
— Обхохочешься,— сказала она.— Я заставила тебя прыгнуть со скалы. Подумать только! Я, дурочка, заставила тебя, умного, прыгнуть в озеро Поншартрен.
У Рейнхарта, сидевшего у ее ног, возникла интересная мысль «Эта девочка собирается меня убить»,— предостерег он себя.
— Ты пыталась меня сегодня убить,— сказал он,— ты пыталась меня утопить из чисто женского злобного каприза.
— Ничего подобного,— сказала Джеральдина.— Ты прыгнул со скалы, потому что ты псих. Ты боялся, что я окажусь способнее к самоубийству, чем ты. Конечно, купаньем это трудно назвать.
— Скорее прогулкой,— сказал Рейнхарт.
Они надели свою одежду поверх купальных костюмов и пошли по пляжу к дороге. Рейнхарт вызвал по телефону такси, и домой они ехали молча — мокрые, все в песке.
Когда они входили в ворота, шофер, обнаружив, что заднее сиденье промокло и вымазано песком, выругал их. Они медленно поднимались по лестнице под замирающее эхо его проклятий и шум отъезжающего такси.
Джеральдина приняла душ. Рейнхарт включил радио, принес из кухни бутылку виски и сел, держа ее на коленях. В ванной Джеральдина распевала гимны.
Рейнхарт выпил, вспомнил, как он барахтался в озере, и рассмеялся.
— Эта девочка собирается меня убить,— сказал он вслух.
Некоторое время он раздумывал над этой возможностью. Да, решил он, такая вероятность, несомненно, существует. «Как глупо»,— подумал он. Но это была увлекательная отвлеченная проблема. «Какие соображения всего важнее, когда дело идет о твоем собственном убийстве,— размышлял Рейнхарт,— эстетические или нравственные? Нравственное удовлетворение?»
Он снова отпил из бутылки и начал думать о своей, жене. Как жертва она была вне конкуренции.
«В том-то и все дело,— подумал он.— Ничто не сравнится с хорошей сильной женщиной, наделенной талантом страдания».
Джеральдина вышла из ванной в белых трусиках и остановилась перед ним; он посмотрел на нее и отставил бутылку.
— Мистер Рейни,— как-то раз сказал Лестер Клото, обращаясь к Моргану Рейни,— мне кажется, состояние вашего здоровья оставляет желать лучшего.
— Я здоров,— сказал Рейни.
Но это не соответствовало истине. Его мучил кашель, который мешал ему говорить и не проходил даже в самые жаркие дни. Кроме того, он стал забывчив и часто засовывал материалы обследования неизвестно куда; в последние недели с глазами у него становилось все хуже.
— Ну, а все-таки,— настаивал Лестер,— опишите мне ваши симптомы. У меня есть некоторый практический опыт.
— Я простужен,— сказал Рейни.
Они сидели на кухне кафе. Масляный сумрак прорезывали жаркие пальцы солнечного света, пылавшего за закрытыми ставнями.
— Простуда летом — вещь неприятная и опасная,— заметил мистер Клото.— Она может привести к нарушениям деятельности центральной нервной системы и вызвать воспаление мозговой оболочки.
Рейни отвернулся и начал рыться в анкетах. Мистер Клото покачал головой.
— Мне очень неприятно видеть, как молодые люди, наделенные чувством ответственности, пренебрегают своим здоровьем.
— Да,— сказал Рейни.
— А кстати, что вы поделывали? Я видел, что вы шли своим нелегким путем и тут, и там, и сям. Вы стали неотъемлемой принадлежностью квартала. «Вас приняли», как мы выражаемся.
— Я ничего не делал. Я прихожу к людям и задаю вопросы по анкете. Я опросчик.
— Опросчик, но и нечто большее, чем опросчик, мистер Рейни. Там, где вы побывали, я всегда слышу похвалы вам.
— Послушайте,— сказал Рейни,— Я, правда, собирался заняться этим раньше... Но все-таки я навел справки для Хоскинса, и у меня для него есть несколько анкет. Он умеет читать?
— Он служил в армии. Наверно, там его научили читать.
— Прекрасно. Пойдемте к нему.
— Его нет,— сказал мистер Клото.— Он ушел за пенсией во вторник и не вернулся. Позавчера я был вынужден сдать его комнату.
— А!
Голова Моргана Рейни наклонилась набок, его подбородок дернулся к плечу. Это движение было непроизвольным и появилось у него после болезни; ему всегда было очень трудно подавлять это движение.
— Может быть... полиция...
— О,— сказал мистер Клото,— я не принадлежу к людям, которые ходят в полицейские участки. Лично я не верю в таинственные происшествия. Я убежден, что его так называемое исчезновение было результатом логической последовательности событий.
Рейни не ответил. Через несколько секунд он спросил, не лучше ли им будет подняться наверх, потому что в кухне из-за закрытых жалюзи совсем темно.
Они вышли, на мгновение окунулись в буйство солнечного света и поднялись по деревянной лестнице.
— Я не взял сегодня направления,— признался Рейни,— и буду вам очень обязан, если вы проводите меня к тем жильцам на третьем этаже, которые получают пособия.
Мистер Клото изобразил угодливый восторг.
— Как изволите, хозяин! — воскликнул он.— Слушаю, сэр!
Они поднялись еще выше и прошли по красному коридору третьего этажа к первой двери слева. Рейни постучал.
