— Будем надеяться на несчастный случай. С охотничьим ножом, — сказал Зеб. — Ты ничего не слышала, — обратился он к Тоби.
— Не страшись! — сказал Адам Первый. — Тоби теперь поистине одна из нас. Она будет Евой.
— Я же не получила ответа! — запротестовала Тоби.
Зевающее животное, прямо скажем, не самое убедительное из видений.
Адам Первый благосклонно улыбнулся.
— Ты примешь правильное решение, — сказал он.
Остаток дня Тоби провела за составлением букета запахов, неотразимо привлекательного для крыс. Эту смесь должны были выложить цепочкой от автомастерской «Бенц» до кондоминиума «Буэнависта». Нужно было ненасильственно переселить крыс из одного здания в другое: вертоградари не считали возможным лишать крова собратьев-тварей, не предложив им эквивалентного жилья.
Тоби взяла обрезки мяса из тех, что Пилар держала для опарышей, немного меда, немного арахисового масла (за которым пришлось посылать Аманду в супермаркет). Немного вонючего сыру; остатки прокисшего пива, чтобы смесь стала жидкой. Когда смесь была готова, Тоби послала за Шеклтоном и Крозье и выдала им инструкции.
— Ух, как воняет, — сказал Шеклтон, восхищенно принюхиваясь.
— Выдержите? — спросила Тоби. — Если нет, то…
— Мы все сделаем, — сказал Крозье, расправляя плечи.
— Можно, я тоже пойду? — пропищал маленький Оутс, который притащился за братьями.
— Без сопливых скользко! Нам таких не надо, — ответил Крозье.
— Будьте осторожны, — сказала Тоби. — Мы не хотим потом найти вас на пустыре. Без почек.
— Я знаю, что делаю, — гордо сказал Шеклтон. — Зеб нам поможет. Мы оделись как плебратва — видишь?
Он распахнул вертоградарскую рубашку: под ней была надета черная футболка с надписью: «СМЕРТЬ — ЛУЧШИЙ СПОСОБ ПОХУДЕТЬ!» Под надписью красовался серебряный череп с костями.
— Эти какабэшники тупые, — ухмыльнулся Крозье. На нем тоже была футболка «УЛЫБНИСЬ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ МЕНЯ!». — Мы запросто пройдем мимо них!
— Ничего я не сопливый, — буркнул Оутс и пнул Крозье в щиколотку.
Крозье отвесил ему подзатыльник.
— Мы невидимы для их радара, — сказал Шеклтон. — Они нас даже не заметят.
— Свиноед! — закричал Оутс.
— Оутс, ну-ка прекрати ругаться, — сказала Тоби. — Можешь пойти со мной и помочь мне кормить червей. А вы отправляйтесь. Вот вам бутылка. Не проливайте ее внутри «Бенца», особенно на деревянные вещи, иначе людям придется долго жить с этим запахом.
Она добавила, обращаясь к Шеклтону:
— Мы на вас очень надеемся.
Мальчикам в этом возрасте полезно внушать, что они делают мужскую работу, главное — чтобы не увлекались.
— Пока, сопля, — сказал Крозье.
— А ты вонючка, — ответил Оутс.
34
Наутро Тоби вела урок в «Велнесс-клинике»: «Лекарственные растения», для детей 12–15 лет. Дети прозвали этот предмет «Бешеные травки», но это было всяко лучше, чем придуманные ими прозвища для уроков по обращению с фиолет-биолетом («Какашки-бумажки») и сооружения компостных куч («Гнилушки- вонючки»).
— Ива, — произнесла она. — Анальгетик. А-наль-ге-тик. Запишите на досках.
Заскрипели мелки. Пожалуй, слишком сильно заскрипели.
— Крозье, прекрати, — сказала Тоби, не оборачиваясь.
Крозье всегда нарочно скрипел мелком. Кажется, кто-то шепнул: «Сухая ведьма»?
— Шеклтон, я все слышу, — сказала Тоби; класс сегодня взбудоражен: еще не успокоились после истории с Ивоной. — Анальгетик. Кто знает, что это значит?
— Болеутоляющее, — сказала Аманда.
— Правильно.
Аманда всегда подозрительно хорошо вела себя на уроках, а сегодня — еще лучше обычного. Она была хитра. Слишком хорошие уроки получила в Греховном мире. Но Адам Первый утверждал, что пребывание у вертоградарей чрезвычайно благотворно для Аманды, и кто скажет, что Аманда не перевоспитывается? Тем не менее печально, что Аманда втянула Рен в свои чересчур привлекательные сети. Рен слишком поддается влиянию — она всю жизнь так и будет у кого-нибудь под каблуком.
— Какую часть растения ивы мы используем для изготовления болеутоляющих средств? — продолжала Тоби.
— Листья? — спросила Рен.
Слишком старается угодить, да и ответ неправильный. Похоже, Рен еще больше обычного не в своей тарелке. Должно быть, переживает потерю Бернис или чувствует себя виноватой: она так безжалостно отпихнула Бернис в сторону, когда появилась Аманда. Они думают, что мы их не видим. Не знаем, что они замышляют. Думают, что мы не видим их взаимного презрения, взаимной жестокости, интриг.
В дверь просунулась голова Нуэлы:
— Тоби, дорогая, можно тебя на два слова?
Голос Нуэлы звучал заунывно. Тоби вышла в коридор.
— Что случилось? — спросила она.
— Тебе нужно прямо сейчас идти к Пилар, — сказала Нуэла. — Она выбрала свой час.
У Тоби сжалось сердце. Значит, Пилар ей солгала. Нет, не солгала: просто сказала не всю правду. Она действительно что-то съела, но не случайно. Нуэла сжала предплечье Тоби, выражая глубочайшее сочувствие. «Убери от меня свои потные лапы, — подумала Тоби. — Я же не мужик».
— Ты можешь пока заменить меня в классе? Мы проходим иву.
— Конечно, дорогая, — сказала Нуэла. — Я разучу с ними «Ивушку плакучую».
Нуэла очень любила эту слащавую песенку: она сочинила ее для малышей. Тоби представила себе, как старшие дети будут закатывать глаза. Но Нуэла все равно почти ничего не знает о растениях, так что пускай поют: хотя бы время заполнят.
Тоби поспешила прочь, слыша за спиной голос Нуэлы:
— Тоби ушла, ей нужно исполнить свой милосердный долг; давайте поможем ей и споем песню про «Ивушку плакучую»!
Ее сильное, чуть фальшивое контральто взмыло над вялыми голосами детей:
Ад — это вечность, заполненная стишатами Нуэлы, подумала Тоби. И вообще, плакучая ива — не болеутоляющее. Белая ива,
Пилар лежала на кровати у себя в закутке, и восковая свеча все так же горела на полу в жестяной плошке. Пилар протянула к Тоби худую смуглую руку.
