— Да, — ответила Флоранс без малейших колебаний.

— Вам известно, что на самом деле мадам д'Анкр не ваша мать? — тревожно спросил Кокнар.

— Известно, — кивнула девушка. — Но это — единственный способ спасти мою настоящую мать, которую я не знаю.

— Стало быть, вы хотите принести себя в жертву ради матери, которую даже не видели? — прошептал Ландри, снова расчувствовавшись.

— Не знаю, есть ли тут жертва, но ведь это так естественно, — ответила Флоранс со смелой улыбкой.

— Вы просто молодчина! — воскликнул Кокнар. — Вы заслуживаете счастья и будете счастливы, это я вам говорю, — тихо закончил он.

Потом Кокнар церемонно поклонился Флоранс и сделал вид, что уходит. Но, словно передумав, он повернулся и снова приблизился к девушке.

— Могу я попросить вас об одном одолжении? — осведомился он.

— Для вас я на все готова! — пылко ответила Флоранс.

— Позвольте поцеловать вашу ручку, мадемуазель! — воскликнул Ландри.

Она порывисто протянула ему обе руки. Маленькая белая ручка утонула в мозолистых ладонях Ландри, и он незаметно передал Флоранс записку Вальвера. Но когда Кокнар склонился, чтобы поцеловать девушке руки, она нежно приподняла его и с очаровательной грацией ребенка подставила лоб, промолвив:

— Крестный имеет право обнять свою крестницу.

Ландри слегка прикоснулся губами к ее шелковистым волосам и шепнул ей на ухо:

— Ничего не бойтесь, мы рядом.

Счастливый и гордый, он оставил ее, переполненный нежностью:

«Ай да малышка! Крестным меня назвала!»

Марчелла отвела Кокнара назад.

В кабинете он снова увидел Кончини и Леонору. Они сидели в своих креслах. Можно было подумать, что маршал и его супруга не сходили с мест. Лицо Леоноры было, как всегда, непроницаемым. Кончини же — может, потому, что он не был таким хорошим актером, или просто потому, что не считал более нужным притворяться — так радовался, что Ландри сразу понял:

«Это он за нами следил».

— Ну что? — спросил Кончини.

— Ладно, монсеньор, — ответил Ландри, — я готов подписать любые бумаги и заявить что угодно и когда угодно.

— Я так и знал! — воскликнул маршал д'Анкр. Если раньше он держался высокомерно и сыпал грубыми угрозами, то теперь улыбался и любезничал.

— Сегодня мы все и уладим. Подпишешь бумаги, и я немедленно тебя освобожу. А пока что ты мой пленник. — Хохотнув, Кончини спросил: — Не боишься, надеюсь?

— Нет, монсеньор, — ответил Ландри, засмеявшись в ответ. — Я тоже вам доверяю. — И серьезно добавил: — Ну, в этом деле мы пришли к обоюдному согласию, и теперь я хочу, чтобы вы выслушали мое предложение, которое, смею надеяться, будет вам по душе.

— Говори, — разрешил заинтригованный Кончини. — Только покороче, мне сейчас недосуг.

— Я буду предельно краток, — пообещал Ландри. Глаза у него загорелись, и он продолжал: — Полагаю, монсеньор, что вам прежде всего хочется доказать, что мадемуазель Флоранс действительно является дочерью вашей супруги мадам д'Анкр.

— Несомненно, — подтвердил Кончини, вдруг ставший очень внимательным.

— Иначе было бы достаточно просто удочерить ее, — уточнила не менее заинтересованная Леонора.

— Так вот, — заявил Ландри, кивнув головой, — что бы вы ни предприняли, это не будет выглядеть неоспоримым, очевидным, абсолютным доказательством, которого не могли бы опровергнуть даже самые ярые ваши противники. Одним словом, вместо доказательств вы представите свидетельства. Конечно, это кое-что. Но это не оградит вас от сплетен и пересудов, а вы бы хотели избежать их любой ценой.

— Corbacco! — выругался Кончини, стукнув по столу кулаком. — А я что говорил!.. Необходимо свидетельство о крещении. Но его-то я и не нашел. В приходской книге не хватает страницы. Той самой, где была соответствующая запись.

— Так вот, монсеньор, эту страницу вырвал я, собственноручно вырвал семнадцать лет назад, — победно заявил Ландри. — И готов уступить ее вам… за приличное вознаграждение, разумеется.

От неожиданности Леонора подалась вперед, а Кончини просто подскочил к Ландри и воскликнул:

— Так бумага у тебя?

— У меня, монсеньор, — подтвердил Ландри, упиваясь произведенным эффектом. — И обратите внимание, монсеньор, что в ней не сказано: дочь Кончино Кончини и неизвестной матери.

— А что же там написано про мать? — насторожился маршал д'Анкр.

— Ничего не написано, монсеньор, — ответил Ландри. — Я уговорил священника не писать «и неизвестной матери», а просто оставить пробел. Так что вам нужно лишь добавить три слова: «Мадемуазель Леоноры Дори» И делу конец. У вас в руках будет неоспоримое свидетельство. Никто и пикнуть не посмеет. Ведь вам легко будет доказать, что именно эту страницу вырвали из книги.

Кончини ликовал. И Леонора откровенно радовалась. Вот теперь-то Фауста у них попляшет! Супруги быстро переглянулись.

— Ландри, за эту страницу я дам тебе сто тысяч ливров! — вскричал Кончини.

— Именно на эту сумму я и рассчитывал! — обрадованно воскликнул Ландри.

— Значит, договорились? — потер руки Кончини.

— Договорились, монсеньор, — осклабился Кокнар. — Деньги на бочку… вот вам бумага.

Ландри вытащил из-за подкладки колета сложенный вчетверо лист и протянул его маршалу.

Тот жадно схватил бумагу и пробежал ее глазами. Потом протянул документ Леоноре. Женщина внимательно прочла и аккуратно сложила бумагу. А Кончини подошел к сундуку и откинул крышку.

— Деньги на бочку, как ты сказал, — улыбнулся маршал. — Вот тебе сто тысяч ливров.

Один за другим он выбросил на паркет десять увесистых мешочков, издававших серебряный звон.

— В каждом из них по тысяче пистолей, — объявил Кончини. — Можешь проверить.

Наметанным глазом Ландри Кокнар, в кармане у которого уже лежал один такой мешочек, сразу определил, что так оно и есть.

— Что вы, монсеньор, я вам доверяю! — сказал Ландри, небрежно махнув рукой.

В тот же день бумага была заверена у нотариуса при многочисленных, тщательно отобранных свидетелях, среди которых фигурировал барон де Роспиньяк. Уличная цветочница, которую парижане называли Мюгеттой-Ландышем, стала теперь законной дочерью маршала Кончина Кончини, маркиза д'Анкра, и его супруги Леоноры Дори, получив имя и титул графини де Лезиньи.

Кончини подарил Ландри Кокнару мула, чтобы тот мог отвезти свои одиннадцать мешочков, которые весили более шестидесяти фунтов. И Кокнар отправился верхом на улицу Фуражек. Оставив один мешочек в углу комнаты, десять других он аккуратно сложил на маленьком столике, а сверху набросил скатерть.

Затем Ландри накрыл стол на четверых и стал нетерпеливо дожидаться появления голодных друзей, готовя для них обильный и вместе с тем изысканный ужин. Пардальяну нравилась его стряпня, чем Кокнар очень гордился, ведь господин шевалье был тонким ценителем хорошей кухни, и угодить ему было не так-то просто.

И вот наконец появились Пардальян, Вальвер, Эскаргас и Гренгай. Пардальян был в хорошем настроении: значит, все шло, как ему хотелось. И все остальные просто светились от радости. Ландри с удовольствием отметил этот факт.

Увидев богато накрытый стол и большое количество бутылок, все они были приятно удивлены. Пардальян восхищенно присвистнул, что для Ландри было ценнее любых похвал. У Гренгая и Эскаргаса разгорелись глаза, и оба стали невольно облизываться. Только Вальвер отвернулся от этих гастрономических чудес и взволнованно спросил:

— Ну, получилось?

Сияющая физиономия Ландри красноречиво свидетельствовала, что у него были только добрые