закончилась бы в один миг.

— Назад, чертовка! — грубо приказал Эскаргас.

Все надежды женщины рушились, и от неожиданности она застыла на месте. Со шпагой в руке Эскаргас сделал шаг вперед и повторил:

— Назад, исчадье ада, назад! Или я прирежу вас, как цыпленка!.. I

С пеной у рта, скрипя зубами, герцогиня попятилась; шпага заставила ее отступить, как рогатина укротителя принуждает покориться своей участи дикого зверя. Фауста вернулась на прежнее место, к столу.

Тогда Эскаргас опустил клинок, уперев его острие в носок сапога. И замер, как статуя, олицетворяющая бдительное Недоверие.

Сжав кулаки, Фауста воздела руки к сводам, словно проклиная судьбу, и, глухо ругая все на свете, резко повернулась на каблуках. Красавица подошла к д'Альбарану и села рядом, погрузившись в зловещее молчание.

А в это время Гренгай надрывался в коридоре:

— Ей, мэтр Жакмен!.. Жакмен!.. Черт бы тебя побрал!.. Эй, Жакмен!.. Чтоб тебе гореть в аду!..

Обеспокоенный трактирщик примчался как на пожар.

— Подойдите ко мне, мэтр Жакмен, — приказал Гренгай. Он быстро вернулся в погреб и замер на пороге, так что трактирщику поневоле пришлось остаться в коридоре.

— Мэтр Жакмен, — продолжал Гренгай властным тоном, — возьмите этот ключ и заприте нас на два оборота. Вернетесь только вечером, точно в час, назначенный господином шевалье, и выпустите нас отсюда. Понятно? Ступайте… И хорошенько закройте эту дверь.

Растерявшийся мэтр Жакмен машинально взял ключ и спросил:

— Уж не хотите ли вы, чтобы я запер вас вместе с нашими пленниками? Что за странная прихоть!

— Делайте, что вам говорят… — рявкнул Гренгай. — И поторапливайтесь…

Трактирщик пожал плечами, словно желая сказать: «Раз вам так угодно, пожалуйста! Мне-то что?» В этот миг его взгляд упал на стол. Жакмен увидел, что еды там явно поубавилось. И бутылок стало намного меньше. Мы помним, что Пардальян заплатил хозяину вперед, так что тому не было резона проявлять особую услужливость. Жакмен заколебался, но, будучи честным человеком, сказал:

— Сударь, мне велено выполнять любые ваши распоряжения. Посему я вас запру и вернусь лишь в условленный час. Но позвольте вам заметить, что это будет не так скоро.

Кивнув на пустые бутылки, он заключил:

— Боюсь, у вас в горле пересохнет.

— Вот черт, об этом-то я и не подумал! — озадаченно пробормотал Гренгай.

Краем глаза он вопросительно посмотрел на Эскаргаса. Даже не повернув головы, тот пробурчал:

— Не подыхать же нам тут от голода и жажды!

— Да так и от скуки околеть можно! — поддержал товарища Гренгай. И снова обратился к трактирщику: — Вы молодчина, мэтр Жакмен, и я вам очень признателен. Принесите нам еды и вина на целый день. На ваше усмотрение. Я вполне доверяю вашему вкусу. Вот только… — И он взглянул на Фаусту: — Вы, верно, сами закажете то, что вам больше по душе?

Фауста презрительно пожала плечами, и Гренгай продолжал:

— Нет?.. Как вам угодно… Ступайте же, мэтр Жакмен — да поторопитесь.

Гренгай вышел в коридор вместе с трактирщиком, закрыл дверь и привалился к ней спиной.

— Держите. Это спасет вас от жажды, — улыбнулся мэтр Жакмен, поставив перед Гренгаем две корзины, в каждой из которых было по дюжине бутылок.

Потом трактирщик отправился наверх и вскоре вернулся с двумя огромными корзинами снеди. Приоткрыв дверь, Гренгай просунул в щель одну за другой все четыре корзины, а потом и сам вошел в погреб. Мэтр Жакмен запер снаружи дверь на два оборота ключа.

Эскаргас вложил шпагу в ножны и принялся помогать Гренгаю выгружать на стол еду и питье.

Все это время Фауста сидела рядом с д'Альбараном. Ее обуревали мрачные мысли. Она так глубоко задумалась, что даже не замечала робких попыток раненого привлечь ее внимание так, чтобы стражи ничего не заметили.

Тогда д'Альбаран сделал отчаянное усилие и, обливаясь холодным потом и закусив губу, чтобы не закричать от нестерпимой боли, с трудом приподнял раненую руку, схватил Фаусту за край колета и резко дернул…

— Бедный мой д'Альбаран, тебе плохо? — тихо спросила женщина, глядя на верного слугу.

Обессилев от перенапряжения, раненый старался превозмочь приступ дурноты. Д'Альбаран хотел что- то сказать и не смог открыть рта. При этом великан не сводил со своей госпожи настойчивого, неотступного, очень выразительного взгляда. Фауста поняла, что д'Альбаран пытается ей сообщить что-то очень для нее важное.

Она осторожно склонилась над раненым гигантом, почти приложив ухо к его губам, и он чуть слышно прошептал одно слово… одно только слово!

Но слово это точно обладало магической силой: бесстрастное лицо Фаусты на миг просияло, а в ее прекрасных черных глазах блеснул зловещий огонек.

Она слегка выпрямилась и вопросительно посмотрела на д'Альбарана. Испанец показал глазами на свой колет. Фауста потрогала то место, куда упал выразительный взгляд великана.

Нащупав карман, она ловко запустила туда руку. Все это было проделано с поразительной быстротой. В следующий миг Фауста сжимала в маленьком кулачке какой-то крохотный предмет, а глаза ее победно блестели. Теперь уже она сама приложила губы к уху раненого и шепнула ему несколько слов. Он моргнул в знак того, что все понял, потом закрыл глаза и, похоже, лишился чувств. Но на мертвенно бледных губах д'Альбарана блуждало слабое подобие улыбки, и Фауста сообразила: преданный ей до смерти, он забыл про боль и радовался, что, даже истекая кровью, сумел угодить своей госпоже и оказать ей очень важную услугу.

Поднявшись на ноги, Фауста отошла подальше от своих стражей. Занятые своим делом, они не обратили ни малейшего внимания на ее переговоры с д'Альбараном, которые длились не больше минуты. В любом случае Эскаргас и Гренгай не придали бы этому никакого значения: раненый застонал, она склонилась над ним, успокаивая его. Это же так естественно!

Потом Фауста снова развязно подошла к Эскаргасу и Гренгаю с добродушной улыбкой, чуть насмешливой и немного простоватой — такой же, как в первый раз, когда красавица бесцеремонно чокалась со своими стражами.

Подошла и стала перебирать бутылки, проверяя, что за вина им принесли.

— Смотрите-ка! И вам захотелось промочить горло! — пошутил Эскаргас.

— Если вам угодно предложить нам еще несколько миллионов — давайте, не стесняйтесь! — насмешливо проговорил Гренгай. — Ключа-то у нас уже нет!

— Так что искушать нас теперь не имеет смысла, — подчеркнул Эскаргас.

Фауста повернулась к ним и, будто не слыша их слов, возмущенно заявила:

— Так я и знала!.. Этот глупый трактирщик не принес ни одной бутылки анжу… А это мое любимое вино!

— Сами виноваты! — упрекнул ее Гренгай. — Чего же раньше-то молчали?

— До того ли мне было! — взорвалась Фауста. И, кивнув в сторону Эскаргаса, пояснила: — Он меня чуть не проткнул шпагой!.. Сами посудите, могла ли я думать о вине?!!

Неожиданно успокоившись, она властно произнесла.

— Трактирщик, по-моему, еще не ушел… Я слышу его шаги… позовите его и распорядитесь, чтобы он время от времени заглядывал сюда… вдруг нам еще что-нибудь понадобится…

Мужчины собирались отказаться, но она не дала им заговорить. Пожав плечами, герцогиня с самым добродушным видом заявила:

— Вы так осторожничаете, что просто смешно. Неужели вы считаете, что я голыми руками сумею скрутить таких силачей, как вы? К тому же, у вас преогромные шпаги… Понятно, что вы меня не боитесь… И правильно делаете… Послушайте, не надо преувеличивать. И раз уж нам придется провести весь день в этой отвратительной конуре, не будем отказывать себе в маленьких удовольствиях!.. Ну, зовите же