Береника была орлом, а Теа получила лишь половину птолемеевского наследства. Разве Береника не доказала это сегодня, во время охоты?

Клеопатра откинула одеяло и поднялась с постели. Она осторожно переступила через спящую Мохаму и тихо приподняла полог шатра. Ночной воздух окатил девочку прохладой. Двое охранников, вытянув к костру босые ноги, мирно похрапывали. В соседних шатрах царила тишина, но вокруг звучали ночные песни созданий природы. Уханье совы, вылетевшей на охоту, стрекот цикад и прочих насекомых, крики неизвестных животных в далекой лощине — все это не испугало царевну, по крайней мере, она пыталась в этом себя убедить. Вознеся молитву богине ночи, девочка скользнула в темноту.

Лампы уже погасили, и шатер Береники встретил царевну тишиной. Клеопатра опустилась на колени и бесшумно проскользнула под полог. Несколько мгновений она постояла на четвереньках, чтобы глаза привыкли к полумраку. Сперва она увидела смятые одеяла и пустые матрасы, на которых, судя по всему, спали бактрийки.

А потом Клеопатра услышала тихий стон и замерла. Кому-то было больно. Не зная, что делать — звать на помощь или ползти дальше, девочка замешкалась. Снова раздался стон, на этот раз более громкий и отчаянный. Царевна вспомнила, как Мохама учила ее неожиданно бросаться на спину врагу и резать горло. Настало время испытать это в деле. Сумеет ли она убить человека ради того, чтобы спасти сестру? А может, пусть Береника погибнет? Если сестра умрет, она, Клеопатра, продвинется на одну ступень ближе к трону.

Девочка поползла в глубь шатра и увидела тени на белом пологе. Бактрийская девушка, спасшая свою подругу, стояла, удерживая руки второй бактрийки, которая лежала на кровати Береники, нагая, широко разведя ноги в стороны. Между колен девушки сидела Береника. Ее платье было разорвано, грудь обнажена. Рука Береники, спрятанная внутри тела бактрийской девушки, двигалась в чарующем ритме, приподнимая и опуская ее таз. Девушка повиновалась каждому движению руки Береники, изгибаясь дугой в такт ее касаниям. Всякий раз, когда она приподнималась, ее полные груди свешивались набок. Она громко стонала и непрестанно взывала к богам. Другая девушка, та, которая остановила вепря, поразив зверя метко пущенной стрелой, крепко держала ее руки. Береника приподняла платье и оседлала девушку, двигаясь вместе с ней. Голова царевны была запрокинута назад, глаза закрыты.

Клеопатра смотрела, замерев от восторга. Ее взволновало неожиданное ощущение в темной, непознанной еще области тела. Девочка не осмеливалась пошевелиться, хотя и поймала себя на том, что бессознательно повторяет ритмичные движения Береники. А тем временем бактрийки слились в страстном поцелуе и стали терзать друг другу губы, перемежая поцелуи вздохами и стонами. Береника принялась неистово дергать за соски лежавшую перед ней девушку, как будто хотела посмотреть, насколько далеко их можно оттянуть. Девушка выгнулась под Береникой дугой и пронзительно вскрикнула. Береника наклонила голову и стала очень медленно раскачиваться вперед-назад. Наконец она повалилась лицом вниз, на плечо бактрийки.

Нечаянная свидетельница развлечений сестрицы медленно выползла из-под тента. Клеопатра слышала о женщинах, которые доставляют друг другу наслаждение без участия мужчин. Говорили, такое в обычае у амазонок, которые ложились с мужчинами только для того, чтобы понести ребенка. Клеопатра слышала даже, что царю иногда нравится наблюдать за женщинами, которые ублажают друг друга, — женщинами из тех краев, где распространен подобный обычай. Наверное, этим занимаются многие взрослые женщины. Клеопатра точно не знала, хотя даже на вазах бывали рисунки с подобными сценами. Но теперь девочка поняла, что ее сестра действительно живет совершенно в другом мире. У Береники есть тайная жизнь — и совсем не такая, какая была у Клеопатры, когда она сбегала из дворца на рынок.

Клеопатра вернулась в свой шатер и порадовалась тому, что Мохама по-прежнему крепко спит. Девочка забралась в свою постель и натянула одеяло до подбородка. Впервые она заметила, как мало места занимает ее тело на большом матрасе. Маленькая, одинокая, Клеопатра свернулась калачиком, укрылась одеялом с головой и попыталась уснуть.

Весной того года, когда Клеопатре исполнилось одиннадцать, а Авлет отпраздновал двадцатилетие своего правления, в Риме, в доме на Священной улице, сидел высокий худощавый мужчина и разглядывал карту мира. Несколько месяцев тому назад его избрали консулом, возведя до вершины, на которую только мог подняться римский сенатор. К этому времени он уже был великим понтификом. Это высшее религиозное звание давало ему право на уютный особняк, который был расположен в нескольких шагах от его городского дома и Форума. Обстановка была скромной, поскольку новый хозяин не обращал внимания на вещи, которые его окружали. Он был непритязателен во всем — в винах, еде, мягкости ложа и великолепии мебели. Он не был создан для красивой жизни. Его друзья и сторонники привыкли окружать себя предметами роскоши, чтобы подчеркнуть свою власть, продемонстрировать, сколь многого они достигли в жизни. Он же относился к этому равнодушно. Он любил саму власть, а не ее атрибуты. Ему было все равно, что надевать и какую ванну принимать. Главное, чтобы тело было чистым, а одежда — свежей и удобной. А еще ему нравились тоги, отороченные пурпурной каймой, которые полагались ему по статусу. И то потому, что они подчеркивали его стройную фигуру.

В погоне за властью он хладнокровно шел по головам, но цель оправдывала средства. Он привык плыть против течения. И плевать, что об этом думают остальные. Год назад он заключил союз с невероятно богатым Марком Крассом и могущественным полководцем Гнеем Помпеем. И хотя он, Цезарь, был младше своих союзников, в конце концов он собирался их переиграть. Но пока они были нужны. Красе, да хранят его боги, привлек на его сторону всадников, Помпей — патрициев. Что до черни, то она давно уже сходит с ума по Цезарю.

Этот союз назвали Триумвиратом. Хотя Цезарь любил точные определения, он согласился с таким названием, поскольку в настоящее время другого подобного союза не было. На удивление все сложилось само собой. Помпей любезно простил Цезарю шашни с его женой Муцией, обозвал ее Клитемнестрой наших дней и развелся. Цезарь в это время благоразумно выехал в Испанию. Больше об этом речи не заходило. Это качество Помпея он ценил выше прочих: самовлюбленный и гордый полководец никогда не таил зла. Что оставалось Цезарю? Он отвернулся от Муции и женился на унылой Кальпурнии, дочери богача Пизона. А потом предложил Помпею в жены свою дочь, милую хохотушку Юлию. Дочь была его единственным светом в окошке, ребенком от любимой первой супруги Корнелии, которая умерла, когда Юлия была совсем малышкой.

Невзирая на тридцатилетнюю разницу в возрасте, Юлия с восторгом восприняла идею такого замужества. «О, папа, он такой красивый!» Все женщины, и юные и старые, обожали Помпея. С женщинами он держался старомодно, великодушно и строго, переняв эту манеру у своего наставника Суллы. А Цезарь предпочитал блеск и напор. Женщины не обходили Цезаря вниманием. Им нравилось, как он легко играет словами, знает поэзию, нравился его рост — женщины любят высоких мужчин, его холодное остроумие, его чистокровное происхождение и — последнее в списке, но не последнее по значению — его талант очаровывать. Цезарь имел успех у многих женщин по разным причинам, хотя едва ли мог считаться безупречным красавцем.

Юлия была довольна своей долей, а это главное. У него больше не было близких, кроме сестры, с которой они давно не поддерживали отношений. На свадьбе Помпей из кожи вон лез, давая понять, что постарается сделать Юлию счастливой. Цезаря это устраивало, ведь сам он собирался затмить его славу полководца и присоединить к римской империи больше земель, чем это сделал новоиспеченный родственник. Помпей уже устал, Цезарь был полон сил. Помпей покорил восток, Цезарь стремился на запад, в Галлию. Все, что ему было нужно, — это деньги.

Он знал, что представляет собой совершенно новый тип человека. Не novus homo — «нового человека», новичка в аристократических кругах, как Цицерон, — ведь семья Цезаря считалась старше самого Рима. Нет, он был человеком нового времени, новым человеком из старого рода, патрицием, представляющим интересы народа, просвещенным человеком с амбициями простолюдина. В нем бурлили новые идеи, а его противники закоснели в старых представлениях и не видели неожиданных путей. Цезарь