начале пятидесятых годов во «Фламенго», как команда завоевала один из самых почетных титулов в бразильском футболе – чемпиона Рио-де-Жанейро. На следующий год Загало стал вместе с «Фламенго» дважды чемпионом Рио. Выехав в 1958 году на чемпионат мира в Швецию, он числился в резерве на позиции левого крайнего нападающего (после считавшегося сильнейшим в этом амплуа Пепе из «Сантоса»), и никто не верил, что Загало получит возможность ударить хотя бы раз ногой по мячу. Но на одной из тренировок Пепе получил травму, и Загало был временно введен в основной состав. А когда Пепе оправился, было уже поздно: от добра добра не ищут, и тренер Висенте Феола не решился возвратить на скамейку запасных невысокого щупленького парнишку, ставшего основным элементом трансформаций атакующей схемы 4 – 2 – 4 в оборонительную – 4-3-3.

Перейдя из «Фламенго» в «Ботафого», Загало и туда принес счастье: клуб в течение двух лет подряд выигрывал чемпионат Рио-де-Жанейро. Затем был победный чемпионат мира 1962 года в Чили, после которого пришло время и Загало, как говорят в Бразилии, «подвешивать бутсы». Баловень футбольной судьбы был приглашен тренировать юношескую команду «Ботафого» – и в мгновение ока сделал ее чемпионом штата! После этого ему доверили руководство «командой мастеров», как сказали бы у нас. И опять счастливая звезда озарила путь молодого тренера: за три сезона он дал клубу пять победных титулов, в том числе заветный Кубок Бразилии!

К этому времени слухи о невероятном везении Загало достигли, если можно так выразиться, общенационального масштаба, причем наиболее усердно распространяли и подогревали их коллеги Загало.

Парадокс? Нет. Просто многим тренерам удобно было объяснять успехи Загало улыбкой судьбы, а не его талантом и трудолюбием. Впрочем, те, кто знает Загало поближе, уверяют, что его везучесть не ограничивается прямоугольником футбольного поля и что, участвуя в лотереях, он, если и не выигрывает крупных сумм, то как минимум окупает расходы. «Все, к чему он прикасается, превращается в золото», – сказал как-то в шутку его друг и коллега по сборной, дважды выигрывавшей золотые медали, Нилтон Сантос. И, как мы знаем, чемпионат мира 1970 года подтвердил эту репутацию Загало.

Он вырос в семье мелкого служащего, обучился профессии бухгалтера, а в футбол начал играть вопреки воле отца. В конце концов, правда, последний смирился с этим увлечением сына, тем более что оно стало источником куда больших доходов, нежели унылое корпение над приходо-расходными ведомостями.

Незадолго до назначения в сборную, будучи тренером «Ботафого», Загало отвечал на вопросы журнала «Маншете». Это интервью дает некоторое представление о его взглядах.

– Загало, можно ли считать, что футбол является самым важным делом вашей жизни?

– Нет, самое важное для меня – семья: я женат и у нас четверо детей…

– Чего бы вы хотели иметь в жизни больше всего?

– Здоровья.

– Как вы расцениваете футбол? Это искусство? Способ самовыражения личности?

– Футбол высокого класса – это врожденный дар. Его можно усовершенствовать, но ему нельзя научиться. Здесь есть нечто схожее с озарением, знакомым писателю и певцу.

Говорят, что если бы Загало не посвятил себя футболу, из него мог бы выйти неплохой дипломат.

Впрочем, посудите сами. О том, что центральный нападающий из команды «Атлетико» Дарио, игрок таранного типа, является кумиром президента республики, в Бразилии знают все. И когда Салданье в пору его руководства сборной намекнули, что неплохо бы лайти в ней местечко для Дарио, он ответствовал, что, не претендуя на какую бы то ни было роль в формировании кабинета министров, определит состав своего «футбольного кабинета» без сторонней помощи и советов. Загало же на следующий день после своего прихода в сборную объявил об уточнении ее состава и в числе пяти вновь приглашенных игроков назвал, как и следовало ожидать, Дарио. После чего посадил президентского любимца (манера действий которого никак не согласовывалась с игрой Пеле, Тостао и Жаирзиньо) на скамейку запасных, где тот благополучно просидел в Мехико все матчи.

Итак, придя в команду, созданную Салданьей, за два месяца до начала мирового чемпионата, Загало не стал ее перекраивать. И дело не только в том, что для радикальных перемен уже не было времени: просто Загало понимал, что Салданья действительно отобрал лучших. В самом деле, из одиннадцати игроков, участвовавших в полуфинальном и финальном матчах в Мексике, восемь было полтора года назад отобрано Салданьей. Да и трое остальных – Клодоальдо, Ривелино и Эверальдо – были названы им тогда же, но в числе запасных.

Все это не значит, конечно, что Загало механически пошел по чужому пути. Вовсе нет. В первые недели он проделал массу экспериментов. Достаточно сказать, что из десяти международных товарищеских матчей, проведенных сборной дома накануне отъезда в Мексику, не было и двух, в которых бы она выступала одним составом. И хотя трое основных нападающих – Жаирзиньо, Пеле и Тостао – перекочевали в команду Загало от Салданьи, новый тренер счел целесообразным изменить тактику нападения. Если Салданья считал необходимым выдвигать фланговых нападающих (Жаирзинью – справа и Эду – слева) вперед, Загало предпочел держать левое крыло оттянутым – по примеру того, как играл в сборной 1958-1962 годов он сам (и как играл, по его предписанию, в «Ботафого» Пауло Цезар). К слову сказать, Пауло Цезар первоначально планировался на основную позицию и в сборной, однако впоследствии был заменен Ривелино.

Загало – счастливчик? В Бразилии сейчас уже мало кто помнит, что первые его шаги в сборной были встречены отнюдь не овацией. «Ударив по Салданье, ударили по сборной, – писал журнал «Маншете». – Теперь она должна подниматься на ноги раненая – пока еще не знаем, сколь сильно». Загало, однако, выдержал период раздражения и недоверия с достоинством. Работал, не откликаясь на выпады прессы. А между тем многие журналисты чувствовали свою правоту, ибо в поступи сборной не было, по их мнению, уверенности, хотя до старта в Мехико оставались считанные недели. Масла в огонь подливали товарищеские матчи, проведенные в последние перед отъездом дни: неубедительная победа над сборной Чили (2:1), бесцветные нулевые ничьи с командами Парагвая и Болгарии. Особенно остро переживалась ничья с командой Болгарии, которая, как выяснилось, была не столько национальной сборной, сколько чем-то вроде юношеского ее варианта.

Именно после этого матча в сердца бразильцев глубоко проникли отчаяние и пессимизм, а газеты заполонили унылые комментарии специалистов и панические прогнозы тотчас взявшихся за перо бесчисленных дилетантов. Кто только в эти дни не писал и не говорил в Бразилии о футболе! Болтливые модные портные и обычно немногословные армейские генералы, куплетисты из ночных кабаре и чиновники губернаторских канцелярий, банкиры и дамские парикмахеры, политические обозреватели и музыкальные критики, элегантно-усталые герои светской хроники и замученные безжалостной борьбой за существование обитатели рабочих предместий – все они, интервьюируемые столь же взволнованными репортерами прессы, радио и телевидения, делились своими соображениями о роли «чистильщика» в организации обороны, о преимуществах длинного паса на выход перед короткими поперечными передачами и т. д. и т. п.

Последовательному и детальному освещению подвергалась личная жизнь футболистов, их близких и дальних родственников, однокашников и соседей по дому, действительных и мнимых подруг. И разумеется, все непрерывно поучали Загало и сокрушались о неминуемом поражении, которое ждет команду Бразилии под его руководством.

С каждым днем страсти на этой обезумевшей ярмарке футбольных и околофутбольных новостей накалялись все более. И с каждым часом росла волна газетного прибоя, выплескивая на головы обалдевших обывателей серую пену «достоверностей», прогнозов и мнений. Так продолжалось до того всколыхнувшего весь Рио-де-Жанейро дня, когда команда отправилась в Мексику.